Глава 5.3
В тот же день он уехал. Дети впервые остались под присмотром Ирен. Вечером она зашла к девочкам пожелать им спокойной ночи и проследить за тем, как они укладываются.
Полина вдруг запросила сказку.
- Про колобка. - Согласилась Ирен.
- Нет, эту я знаю. -Капризно протянула девочка.
- Про теремок. – Предложила Ирина.
- Да, нет! Все знаю. – Возмущённо подпрыгивала Полина на постели. - Расскажи что-нибудь новое.
Может в планы малышки входило выявить несостоятельность гувернантки в этом вопросе, но Ирен не собиралась поддаваться на провокацию, тем более что сказок она знала множество. Она читала в подлиннике Шарля Перро и братьев Гримм. Что-нибудь, да должно было заинтересовать ее слушательниц. Через неделю были рассказаны и «Кот в сапогах» и «Красная шапочка», и «Спящая красавица» и еще многие другие. Бывало, одной сказки за вечер оказывалось мало, и девочки упрашивали Ирен рассказать еще одну. Наконец-то у девушки в руках оказалось действенное средство для того, чтобы держать в руках Полину. Если у той возникало желание делать гадости, Ирен оставляла за собой право обидеться, и, тогда ни о каких сказках не могло быть и речи. Конечно, дети могли прочитать сказки в книжке, но это не шло ни в какое сравнение с живым изложением Ирен. Она привносила в рассказ элементы театра. Герои сказок говорили у нее разными голосами, так, что, если это была злая волшебница, то и выражение лица Ирен менялось, становясь едким и противным, Волк у нее говорил хриплым голосом, полным голодного вожделения, Принц был горд и отважен, его голос звенел презрением к опасностям, а принцессы были нежны и великодушны. Когда по ходу действия приближалась опасность, девушка могла так заворожить слушателей, что они повизгивали от страха, и смеялись, когда Ирен изображала в лицах забавные моменты.
С этих пор отношения с Полиной стали более-менее сносными. Конечно, она еще продолжала капризничать порой, но гадостей больше не делала. Их занятия проходили плодотворно, и к концу года Ирен надеялась представить графу достойный результат своего труда. Каждое занятие Ирен старалась сделать интересным, придумывала игры по теме урока, загадки, соревнования. Она стала замечать, что порой, Полина оказывалась проворнее сестры, девочке доставляло удовольствие быть первой. Лишь предметы, требующие усидчивости и аккуратности вызывали у нее скуку. В отличие от Анны она никак не хотела вышивать. Нитки в ее вышивке непременно путались и торчали во все стороны, и как бы Ирен не помогала ей, толку от этого не было. Поверхностным было также ее отношение к урокам живописи. Мазки кисти ложились как бог на душу положит, акварели так испорчены потеками, что никак не тянули даже на какое-то подобие творчества, а уж занятия кулинарией просто отвергались. Невозможно было втолковать графской дочке, что в жизни может всякое случиться: Полина не представляла себе, что когда-нибудь у нее не будет кухарки для того, чтобы удовлетворять ее чревоугодие.
Зато Анна радовала девушку безмерно. Более прилежной и вдумчивой ученицы трудно было себе представить. Девочка воспринимала все настолько серьезно, что порой Ирен хотелось нарочно рассмешить ее. Зато, когда старшая мадмуазель Резникова улыбалась, Ирен засчитывала себе лишнее очко. Постепенно Анна все больше тянулась к гувернантке. Ирен, будучи сама вырванной из привычного окружения, как никто понимала одиночество девочки. И дело не в том, что вокруг Ани не было людей. По своей натуре девочка была тихой и замкнутой. Смерть матери лишила ее единственной возможности иметь близкую душу. Сестра была мала, чтобы поверить ей свои переживания, а отец, хоть и любил детей, отдалился, не замечая, а может, не умея найти подход к дочери, замкнувшись в своих страданиях, поглощенный делами.
Ирен перешла на русские народные сказки. Оказалось, что среди них много тех, которые неизвестны девочкам. Например, «Морозко» пришлась очень к месту в данной ситуации.
Вернулся граф через неделю, поздно вечером. Ирина уже ложилась спать. Уроки с девочками давно кончились, сказка на ночь рассказана, перед сном она зашла в детскую к Артемке. Няня уже спала рядом, на выдвижной кровати, спал и малыш. Кудрявый, пухлощекий, он разметался на постели, запрокинув розовые ручки вверх, раскинул ножки. Ирина укрыла его одеялом, и тихо вышла.
В последние дни Ирина чувствовала себя не то, чтобы плохо, но как-то тоскливо. Несмотря на то, что воспитание детей графа занимало почти все ее время, она испытывала беспричинную грусть и странное одиночество. Все чаще и чаще вспоминала она свое детство, юность, отца и мать, годы за границей.