Дмитрий отдал одежду девушки заглянувшей в комнату горничной и отошёл к окну. Соискательница места разминала замёрзшие пальцы. А они у неё были тонкие и, несомненно, чуткие. Не пухлые запястья прелестницы, не мозолистые ладони служанки. Девушка изящно села на табурет и тронула клавиши. Она выбрала не бравурный марш, не занудную фугу. Медленная мелодия была полна очарования, как и сама девушка. Пару раз барышня ошиблась сначала, но, освоившись немного, прикрыла глаза, уже не смотрела на клавиши, полностью погрузившись в магию звуков. «Да, это вовсе не мадам Дюран с её добросовестной долбёжкой гамм» - подумал Дмитрий. Музыка уносила в иной мир, навевала воспоминания.
Валентина была такой, какой её воспитали
Однако, после её смерти ему вспоминались не эти отвратительные сцены, а их первые годы совместной жизни. Ведь были же затишья и перемирия, Дмитрий даже грустил о жене, клял себя за то, что так часто просил у бога смерти кому-нибудь из них двоих*
И вот теперь эта тихая печальная музыка, заполнившая комнату, волей незнакомой девушки, пробуждала в нем какие-то давно забытые чувства, прекрасные и грустные. Дмитрий смотрел на длинные пальцы пианистки и не видел их. Он очнулся, только когда музыка умолкла. Видимо, девушка тоже унеслась мыслями далеко. По ее щекам катились слезы.
- Простите, я не могу…- Отвернулась она, пряча лицо.
- Послезавтра утром я еду в свое поместье. Если Вас устроит жалованье в десять рублей, я жду Вас здесь к восьми часам утра. - Дмитрий сам удивился тому, с какой легкостью эти слова сорвались с его губ. Он подал ей пальто, помогая одеться
- Вы прекрасно играли, - ободряюще улыбнулся он, ошибочно полагая, что ее расстроило собственное исполнение, но осекся, увидев отсутствующий взгляд, обращенный в себя. Так могла бы смотреть богоматерь, столько глубины и печали было в ее глазах, что Дмитрий мог бы утонуть в них. Только сейчас Дмитрий понял, что она дивно хороша собой. Повинуясь внезапному порыву и преодолевая сухость во рту, граф спросил:
- Простите мою нескромность. Последний вопрос. Вы не беременны?
Девушка возмущенно вскинула ресницы, потом вспыхнула и, залившись краской до кончиков ушей, резко и твердо ответила:
- Нет.
Так же внезапно побелев, она порывисто вышла. Когда за нею захлопнулась парадная дверь, граф подумал, что допустил самую ужасную бестактность в своей жизни, и теперь эта девушка ни за что не вернется. Ему придется искать новую гувернантку вместо нее. Теперь уже Дмитрий не представлял никого, кроме нее в роли воспитательницы, и никак не мог заставить себя думать о ней, как о женщине, побывавшей замужем.
Видно было, что, несмотря на судьбу, так жестоко обошедшуюся с ней, она из порядочной семьи, хорошо воспитана, сердце ее не поросло шерстью и не ожесточилось.
А может быть и придет еще. Куда же ей еще податься…
Глава 3
Примерно так же думала и она сама, медленно бредя вдоль набережной, Лучший выход: стать гувернанткой в поместье графа Резникова, скрыться из вида хоть ненадолго, пока все не позабудут эту историю. Жить в деревенской глуши, имея к тому же неплохой заработок и проводя время в занятиях с детьми - это именно то, что ей сейчас нужно, другого выхода нет. Те немногие попытки найти работу в городе, что она предприняла, закончились полным провалом. Ни одна добропорядочная семья не желала впустить в свой дом особу с сомнительной репутацией и без рекомендаций.
Нужно или принять должность, или вниз головой с обрыва. В родительский дом возврата быть не может. Подумав так, Ирина решительно двинулась к своему временному пристанищу и, не откладывая, стала собирать свои вещи. Их оказалось не много. Самые объемные – шубку, шапку, она наденет сверху – уже зима. Остальное заняло совсем немного места: несколько платьев, туфли, нижнее белье, небольшая шкатулка и разные милые сердцу мелочи. То, что она второпях захватила, убегая из дома разительно отличалось от той одежды, которую мог купить для нее Юрий на небольшое жалованье военного. Она так любила свое белье из тонкого батиста, отделанное кружевами и вышивкой. К вечеру девушка уже управилась: расплатилась за квартиру, отдав последние деньги, что у нее оставались, прибралась в комнатах, чтобы не оставлять после себя бардак.
Весь следующий день Ирина провела в тревожных раздумьях. Ей следовало бы нанести прощальные визиты знакомым дамам, женам офицеров, с которыми служил Юрий, но она предполагала, что лишь поставит в неудобное положение и себя и хозяев, вынужденных соболезновать ей и не горящих желанием помочь. Из-за двойственности их отношений с Юрием, они, по молчаливому согласию вели уединенный образ жизни, и, хотя Ирина казалась вполне дружелюбной, открыться она никому не могла, и это создавало определенную дистанцию между ней и другими дамами.