говорил с хозяином отеля, он обещал посодействовать. Тут недалеко, километров десять или пятнадцать, есть небольшой аэродром. Оттуда можно улететь в Женеву или
Цюрих. Если он договорится, поможешь мне?
Михаил глядел в стену и молчал. Брокман говорил правильно: из окна поезда Михаил видел недалеко от
Гштаада посадочную площадку и на ней спортивный самолет.
– Посмотрим, – рассеянно отвечал Михаил.
– Значит, боишься? – Брокман покачал головой. –
Правильно делаешь.
Михаил молчал.
– Надо было мне панцирем обзавестись, да все думал –
не понадобится, – сказал Брокман.
– Да, с панцирем спокойнее, – согласился Михаил.
– Пистолет и панцирь – надежные друзья. Самые верные. – В голосе Брокмана звучала горечь. – Вернее всех живых друзей.
«Поздно же ты спохватился», – подумал Михаил, но сказал совсем иное:
– Стальная каска и бронированный автомобиль – тоже надежные друзья. А также коньяк… Не выпить ли нам?
– Нет, не хочу.
Михаил встал.
– Пойду в бар.
Он вышел. Шагая по толстому пружинящему ковру, услышал щелчок замка – Брокман запер за ним дверь. Но сначала он пошел не в бар. Он отправился к хозяину отеля, в его рабочий кабинет. Дождавшись, когда тот отпустил какого-то своего служащего, Михаил спросил, не может ли он получить в свое распоряжение автомобиль, чтобы уехать на нем в Берн. Хозяин подумал и сказал, что это можно устроить – он даст свою машину. Тогда Михаил попросил разрешения оставить машину в Берне – где ее найти, будут знать в отеле на Цейхгаузгассе. Он, разумеется, готов заплатить сколько потребуется. Хозяин поглядел в потолок, помолчал и назвал сумму. Михаил выложил деньги.
– Очень прошу, – сказал он, – пусть машина через четверть часа стоит во дворе.
– Хорошо. А в Берн за нею я пошлю Жоржа.
Михаилу было все равно, кого пошлют в Берн. Он распрощался с хозяином.
Спустившись в бар, Михаил увидел у стойки худощавого шпика – он расплачивался за сигареты – и отметил про себя: значит, тут организована прочная блокада. Судя по всему, Брокману ее не прорвать.
Он выпил рюмку дорогого коньяку. Бармен относился к
Михаилу с большим почтением, ибо клиент, пьющий такой коньяк, достоин всяческого почтения. Михаил не смотрел на шпика, но чувствовал на себе его взгляд. По идее, которая уже окончательно созрела у Михаила, ему надо было вступить в контакт со шпиками, но чутье подсказывало не торопить событий. Они могли сами проявить инициативу, это было бы лучше…
В коридоре с витражами, которые так понравились
Михаилу, он услышал за спиной частые шаги и обрадовался.
Шпик догнал его у входа в холл.
– Простите, на два слова. – Шпик говорил по-французски, голосок у него был тонкий, нежный.
– В чем дело? – Михаил остановился.
– Вы друг Карла Брокмана? – Он перешел на шепот, но
Михаил не собирался с ним перешептываться и сказал громко:
– Мы вместе сюда приехали.
– Это я знаю, – прошептал шпик. – Говорите, пожалуйста, тише, там портье.
Михаил понизил голос, но ответил грубо:
– Не о чем мне с вами разговаривать.
Худощавый, который был ниже Михаила на полголовы, тронул его мизинцем за плечо.
– Еще два слова.
Михаил брезгливо дернул плечом, отступил на шаг.
– Поменьше болтайте. Мне некогда.
– Я вам советую: не сопровождайте Брокмана. Пусть он гуляет один.
Михаил смерил его презрительным взглядом, но стоявший перед ним субъект не обращал внимания на такие мелочи.
– Я передам ваши слова Брокману, – пообещал Михаил.
– Это меня не волнует, – быстро прошептал шпик.
Михаил отметил, что у шпика есть свое достоинство.
– А если я позвоню сейчас в полицию?
Шпик ответил не раздумывая:
– Не советую. Зачем вам ввязываться не в свое дело!
Лишние хлопоты.
Спасибо хоть за то, что они не собираются сваливать вину за готовящееся убийство на него, Михаила. Он спросил:
– Что вы мне еще посоветуете?
– Если серьезно, то лучше отсюда уехать. На что он вам? Вы же не друзья.
– Откуда вы все так хорошо знаете?
– Мы много чего знаем.
Момент был подходящий, и Михаил приступил к выполнению своего плана.
– Услуга за услугу, – сказал он уже миролюбиво. – У
меня к вам будет одна просьба. Но давайте пройдем в бар, если вы не против.
Худощавый улыбнулся.
– Такой разговор мне нравится больше.
В совершенно безлюдном зале они сели за столик в углу.