Орлов.
– Так получилось.
– Не был ли причиной кто-нибудь третий?
Врать Леша не мог. Признаваться, что ревновал к итальянцу, тоже не мог.
– Был один человек, но это тут ни при чем, – сказал он по-прежнему хмуро.
Однако они говорили о разных людях: Леша имел в виду Пьетро Маттинелли, имени которого он не знал, а
Орлов – неизвестного пожилого мужчину, о котором
Светлана говорила матери в сочиненной ею истории относительно источника заграничных вещей.
– Почему был? – спросил Орлов.
– Он уехал… Улетел…
– Далеко?
– Наверно, за границу.
– Откуда вы знаете, что улетел? И почему за границу?
– Витек проследил. А этот человек – иностранец.
– А кто такой Витек?
– Мальчишка с нашего двора. Ему двенадцать лет.
– И когда же это было?
– Тоже год назад.
– Расскажите об этом подробнее… Минутку, я, с вашего разрешения, включу магнитофон.
Орлов не ожидал появления в следственном деле иностранца. Вопрос о пожилом поклоннике Светланы Суховой он оставил пока в стороне, а сейчас внимательно слушал
Алексея. Выяснились любопытные детали.
Заканчивая свой рассказ о том, как они с Витьком разыскали Светлану в кафе, Леша вспомнил и странный случай с человеком, потребовавшим засветить пленку.
– Что это был за человек? – спросил Орлов.
– Немолодой уже, постарше вас намного.
– Но он как-нибудь вам представился?
– Книжечкой помахал, удостоверением.
– Что за удостоверение?
– Красная книжечка такая. Мы в нее не заглядывали.
Наступило молчание. Орлов выключил магнитофон и закурил.
Леша, словно нащупывая ускользавшую мысль, задумчиво произнес:
– Да, тут еще вот что, товарищ…
– Меня зовут Михаил Петрович.
– Михаил Петрович, я когда Свету фотографировал, по-моему, этот тип за соседним столиком сидел, он в кадр попал.
– Пленка у вас цела?
– В том-то и дело, что нет.
– Тоже пропала?
– Да. Не знаю как.
– Когда обнаружили пропажу?
– Приблизительно тогда же. Как ключ исчез. Прошлым летом. Кажется, в июле.
– Только эта пленка и пропала?
– В том-то и дело.
– А замки в квартире целы?
– Один раз мать жаловалась, что ключ заедает. А потом
– ничего.
Орлов почувствовал, что здесь завязывается какой-то узелок.
– Хоть одна карточка у вас осталась? Вы же, наверное, печатали с той пленки.
– Две штуки Светке отдал, а одну… – Леша закусил губу и вдруг вспомнил: – Точно, одна карточка должна остаться. Я стенгазету хотел вывесить, а потом не стал…
Если мать не выбросила, она под тахтой должна лежать.
Орлов не пожелал уточнять, о какой стенгазете речь. Он взял трубку телефона, набрал номер:
– Машину мне. – И, положив трубку, сказал Леше: –
Поезжайте домой, привезите вашу стенгазету.
…Пока Леша ездил за газетой, помощник Орлова привез с электролампового завода Сергея Степановича Парфентьева.
– Вы можете подтвердить, что у Алексея Дмитриева пропал гаечный ключ? – спросил Орлов.
– Да. Пользовался им. А потом он пропал.
– Вспомните, пожалуйста, когда именно вы спрашивали ключ у Дмитриева в последний раз.
– Точно не помню, а было это прошлым летом, в июле, а может, в августе.
Составив протокол и дав подписать его Парфентьеву, Орлов сказал:
– Спасибо. Всего доброго.
Едва Парфентьев покинул кабинет, вернулся Леша. В
руке он держал сложенный вчетверо лист ватмана. На ходу развернув его, Леша положил лист на стол перед Орловым.
– Вот. Хорошо, на сгиб не попала, – сказал Леша, ткнув пальцем в фотокарточку.
– Который он? – спросил Орлов.
Леша снова ткнул пальцем.
– А вот, со стула поднимается.
Орлов недолго разглядывал лица на снимке, потом позвал помощника.
– Отправь это в фотолабораторию, пусть выкадрируют крупно человека на заднем плане. Скажи – срочно.
– Садитесь, продолжим, – сказал Орлов Леше. – Теперь такой вопрос. Не встречали ли вы Светлану Сухову с пожилым мужчиной? Или приходилось?
– Я не видел, а Витек встречал.
– Не тот ли это, что на снимке?
– Трудно сказать… Мы про снимок, честно говоря, давно забыли… Год прошел…
– Ну а как, на ваш взгляд, сильно изменилась Светлана за этот год? Или не замечали?
– Прибарахлилась, конечно.
– И больше ничего?
– А что же еще?
Орлов попросил Лешу в ближайшие дни никуда из города не уезжать и попрощался с ним.