– Например?
– Примем как данное, что они считают Уткина засвеченным. Значит, легко сообразить, что мы Марию предупредили о его визите. К чему тогда вся эта петрушка?
– А ты не допускаешь…
– Простите, Владимир Гаврилович, я знаю, что вы хотите сказать. Все проверено: Уткин приехал один, за нами хвоста не было.
– Стало быть, остается признать, что Уткин ездил с честными намерениями? – поддразнивая Павла, спросил
Марков.
– В таком случае я вообще отказываюсь понимать высокий полет мысли тех гениев, которые велели Уткину съездить к Марии. Набор вопросов был примитивный.
Когда Павел переходил на столь изящный слог, это значило, что обсуждаемый вопрос в силу своей абсурдности перестал его волновать. Сообразуясь с этим, Марков предложил:
– А теперь все-таки начнем сначала. Расскажи по порядку.
– Я записал для точности.
Павел вынул из кармана вчетверо сложенный листок, где был зафиксирован разговор Уткина с Марией, – дословно, с ремарками, сделанными Марией.
В ответ Марков дал Павлу прочесть одно из писем
Михаила Тульева, в котором тот сообщал о подозрениях
Себастьяна относительно него, о проверках на лояльность и о глухой борьбе между Себастьяном и Монахом.
– Может быть, ты прав насчет того, что Себастьян немного не в ладах со здравым смыслом, – сказал Марков в заключение беседы. – Что касается примитива, тут я затрудняюсь… Во-первых, в таких делах до сих пор действует старое правило: чем проще, тем вернее. Во-вторых, мы еще не знаем, с какими целями посылали Уткина к Марии.
Может, проверка Марии – только предлог, а главная задача совсем в другом. Мы знаем не все.
– Вы, Владимир Гаврилович, себе противоречите, – не без ехидства заметил Павел. – Говорите: чем проще, тем лучше, и тут же сами все усложняете.
Марков усмехнулся.
– Так мы же не догматики. Мы живые люди.
…Беседа эта происходила 27 апреля 1972 года. 28-го
Уткин вернулся к себе домой. 29-го было получено обширное сообщение от Михаила Тульева, и тот день положил конец спокойствию, царившему в старом, начавшемся еще десять лет назад деле. Все пришло в движение.
Михаил уведомлял Маркова, что в скором времени, не позже середины мая, в Советский Союз будет переброшен агент с серьезными задачами, которого он, Михаил, имел честь готовить к засылке и который ему был представлен под именем Владимира Прохорова, а на самом деле это
Карл Брокман. Далее следовал подробный словесный портрет и жизнеописание Брокмана. Прилагались три фотокадра, на которых Брокман был снят Михаилом анфас и в профиль. Способ заброски Михаилу неизвестен.
Михаил особо подчеркивал, что Брокман в недалеком прошлом профессиональный наемный убийца. И строчкой ниже по ассоциации напоминал о своем предыдущем сообщении, в котором он рассказывал о разговоре с Монахом, когда Монах интересовался, сможет ли Павел ликвидировать человека.
В бесстрастном деловом изложении Михаила все это выглядело так буднично, так обыкновенно – «профессиональный убийца», «ликвидировать», что стороннему человеку стало бы не по себе. Подобные вещи неудивительны в ночных кошмарах, в фантасмагориях больного ума, а тут
– служебное донесение. Но они – реальность, и никуда от этого не денешься. Даже самое древнее средство тайной войны – яды – пока не списано за ненадобностью в сверхнаучном двадцатом веке…
Марков в тот же день доложил о сообщении Михаила
Тульева генералу и собрал на совещание всех своих работников, причастных к операции «Резидент». Сообща наметили круг мероприятий, необходимых для того, чтобы как полагается встретить появление Брокмана, каким бы ни оказался способ его переправы. В остальном оставалось только ждать.
После праздников, 4 мая, Марков получил еще одно важное сообщение: Уткин подал на работе заявление с просьбой освободить его от должности по собственному желанию. 2 мая Уткин выходил в эфир первый раз за все время пребывания в Советском Союзе. Его радиограмма очень коротка, передача длилась несколько секунд. Работал на незнакомом шифре. Дешифровка может доставить затруднения.
8 мая на почтамте в приволжском городе на имя Потапова, то есть Павла Синицына, была получена открытка. В
ней его безымянный «Друг» (так была подписана открытка) извещал, что скоро приедет в Москву и что очень хочет повидаться. А о дне приезда еще сообщит, поэтому пусть
Павел заглядывает на почтамт каждый день.
Уткин не хотел ждать, когда пройдут положенные две недели со дня подачи заявления, и добился расчета 6 мая.