Первым долгом он отправился в Париж, чтобы повидаться с Доном.
Михаил не собирался останавливаться здесь даже на сутки — надо зайти к Дону попросить о продолжении поисков Брокмана и в Центр. Но ему пришлось изменить планы.
Прямо с вокзала он приехал на такси в бар Дона, и едва они друг друга увидели, Михаил сразу понял, что у его друга есть важные новости. Дон высоко приподнял свои рыжие брови, поздоровался с ним очень церемонно и жестом пригласил пройти в дверь за стойкой. А за дверью был коридорчик, ведущий в контору Дона. Ждал Михаил недолго.
Дон явился и заговорил в несвойственном ему стиле — с порога начал задавать вопросы.
— Оттуда?
— Да.
— Видел его?
— Видел.
— Газеты читал?
— Английских и французских — нет.
— А какие-нибудь особенные акции у вас были?
— Какая-то операция в джунглях.
— Брокман в ней участвовал?
— Да. Ранен.
— В руку?
— Да. А откуда тебе это известно? — в свою очередь, задал вопрос Михаил.
— Надо читать газеты. Его из джунглей на вертолете вывозили?
— В том числе и его.
— Ну вот, значит, все сходится. Но надо еще проверить.
— Ради бога, что сходится, что проверить?
— Руководители повстанцев дали интервью журналистам. Газеты писали, что на этих руководителей готовилось покушение.
— Какое же покушение, если там идет настоящая война?
— Ну, называть можно по-разному. Пусть будет диверсия.
— Но при чем здесь Брокман? — Кажется, точно такой же вопрос Михаил задавал Дону еще при первых разговорах о Брокмане.
— Газеты писали, что группа диверсантов состояла из профессиональных наемных убийц. Публиковали даже два портрета, но не Брокмана. Он был в этой группе.
— А что надо проверить?
— Писали, будто все эти парни работают на ту же контору, что и мы с тобой.
— Вот как…
— Это лишь предположение.
— А как же можно проверить?
Дон прижал левую ладонь к сердцу.
— Разреши, пожалуйста, не все тебе рассказывать.
— В нашем с тобой деле чем меньше знаешь, тем лучше, — сказал Михаил.
— Не всегда, но в данном случае ты прав.
— И долго надо проверять?
— Дай мне хотя бы неделю.
— Мне не к спеху.
— Ты, между прочим, в конторе и сам после можешь проверить, — как бы оправдываясь, сказал Дон.
— Меня на кухню не пускают. — Михаил погасил сигарету в пепельнице и встал.
— Выпить не хочешь?
— Нет. Пойду в отель потише, возьму номер потеплее и залягу спать. Я тебе позвоню.
…Через четыре дня Дон сообщил, что Брокман (под другой фамилией, разумеется) входил в группу, которая действовала по заданию Центра. Более того. Дон узнал, что Брокман из Парижа улетел в город, поблизости от которого находилась главная квартира Центра. Михаил отправился туда же.
Спустя сутки он предстал перед Монахом, перед своим начальником, с устным докладом. Но Монах выслушал только вступление, а потом прервал его:
— Вы напишите все на бумаге. В подробности не вдавайтесь. Набросайте общую картину того, что видели.
Михаил составил письменный доклад. Монах прочел и сказал:
— Хорошо. Возвращайтесь к своим прежним занятиям, а там посмотрим.
Как Михаил и предполагал, его опять загрузили самой скучной для разведчика работой, которая носила даже не аналитический, а скорее статистический характер. Приходилось по восемь часов в день корпеть над малоинтересными, раздутыми и беллетризованными донесениями обширной агентуры Центра, выуживая из вороха словесной соломы редкие зерна полезной информации. Утешало лишь соображение, что эти зерна истины сослужат службу не только здешним его начальникам.
Положение в Центре оставалось неспокойным, и Монах, видя в Себастьяне приставленного к нему контролера, становился раздражительным. Их плохо скрываемое взаимное недоброжелательство превратилось в почти открытую вражду. Они терпели друг друга лишь в силу служебной необходимости.
Совсем недавно произошло несчастье с агентом, на которого Центр возложил миссию особой важности в одной из стран социалистического содружества. Это произошло по вине Себастьяна, который снабдил агента явками, засвеченными еще за год перед тем. Монах предвидел это и предостерегал, но Себастьян настоял на засылке, и в результате Центр имел огромные неприятности. После того случая Себастьян решил во что бы то ни стало себя реабилитировать, а так как по натуре он был злобным субъектом, он избрал для этого способ, который наиболее полно отвечал его натуре. Себастьян начал рассчитанную на длительный срок кампанию проверки сотрудников Центра — всех поголовно, невзирая на лица. Однажды в порыве служебного рвения он сказал Монаху, что кое-кто из сотрудников ведет двойную игру и что он, Монах, явно недооценивает опасности такого положения. Монах тогда язвительно ему заметил: «Может, вы и меня подозреваете тоже?» Себастьян затаил обиду и спустя некоторое время написал рапорт высшему начальству, где резко осуждал шефа за потерю бдительности. Но начальство усмотрело в рапорте совсем иное. Их обоих, ею и Монаха, вызвали на ковер и задали Себастьяну вопрос в лоб: уж не хочет ли он занять место шефа? А кончилось тем, что им предложили поддерживать между собой рабочие отношения. Однако идею Себастьяна о дополнительной проверке лояльности сотрудников одобрили. (Об этом Монах однажды за коньяком рассказывал Михаилу.)