— Никто не мил, а замуж не пойду.
Федор потемнел лицом.
— А ты бы, Федор, на Настасье женился, — посоветовала Ульяна.
Настасья засмеялась.
— Жениху да невесте сто лет вместе.
— Ладно, — проговорил Федор угрюмо. — Думал под стать, а вышло рукой не достать.
— Не сердись, Федя, — сказала Маша. — А без любви замуж не хочу идти.
Ушел Федор ни с чем.
Через неделю глядь — опять приходит. Маша в этот раз от книжки не оторвалась, а Федор подсел с Настасьей и с Ульяной играть в подкидного. Поиграли. Настасья достала из шкафчика наливочку. Выпили, песни завели. Федор сначала молча слушал, потом подтягивать стал.
А под октябрьские праздники справили Федор с Настасьей свадьбу.
Ульяна осенью ездила в область на совещание передовиков. Ее посадили в президиум и под музыку вручили грамоту. Ульяна эту грамоту повесила на стенку. Старая, довоенная, лежала в сундуке, а эта висела над столом.
Трудодень в тот год вышел не шибко богатый, но овощеводы получили дополнительную оплату. Больше всех Самохваловы: трое работали в бригаде. Герасимовна хвалилась:
— Во мы какие с Ульяной! Стары грибы, да корни свежи!
Маша вскоре после материной свадьбы собралась ехать в сельскохозяйственный институт, поступать на заочное отделение.
Настасья прямо таяла от счастья, как масло на сковороде: и свою судьбу устроила, и Машей гордилась.
— Ты гляди, Ульяна, дочка-то агрономом будет.
— А что ж, — соглашалась Ульяна, — у ней по судьбе борона не проехала.
Перед отъездом Маша зашла к Ульяне: спросить, не передать ли чего Варе.
Ульяна подарок приготовила: пуховый платок связала, а письмо не стала писать.
— Что хотела я ей сказать, все сказано, — объяснила она Маше. — А сказанное повторять, только зря язык об зубы отбивать. Мне не то досадно, что на агронома Варя не стала учиться. То моя была задумка, а на свой путь другого нелегко повернуть. Да вот беда, что она своей-то мечты не выносила, дела по душе не выбрала. Лишь бы какую, говорит, работу, да чтобы в городе. А работа немилая хуже мужа постылого. Пройдет век, как вода в решете. Ты, Маша, сама с нею поговори, как ты жизнь понимаешь.
— Я поговорю, — сказала Маша.
— А еще скажи, что под Новый год в гости ее ждать буду. Либо в зимние каникулы. Как сумеет.
— Все скажу, — пообещала Маша.
— И в обиде я на нее, а сердцем все тревожусь. Лад не лад, а свой своему всегда рад. Ну, ступай, Маша. Счастливой тебе дороги!
Маша ушла. Ульяна посидела недолго у стола, подперев щеку рукою и глядя в окно на широкую улицу, по которой мела поземка. Потом встала, накинула на голову темный клетчатый платок, надела полушубок и пошла на парники.