уже тысячелетия. Город живет этим! Подумайте, от чего вас призывает отказаться этот чужак, который появился невесть откуда. Разжигает в вас экстремизм. Фундаментализм! Ваххабизм! А ведь он, чужак этот, что со своей бабищей тут шарится, он даже не мусульманин! Так какое у него право указывать им, правоверным, что можно продавать гяурам, а что нельзя? Толковать законы единого Бога? На кол его! С горечью слушаю эту непочтительную речь Димитриаса. Жалею, что поделился с ним виски. Между тем, переплет, в который мы попали, становится все уже. Предпочтения толпы моментально переходят на сторону товарища по ремеслу. Деньги всегда сильнее морали, идеологии, религии, наконец. Деньги всего сильнее! Еще раз жалею, что поделился с ним виски. Неблагодарная скотина! Димитриас между тем продолжает развивать мысль. Слышу знакомые нотки. По мнению почтенного ремесленника, сейчас позиция Турции, как крупного геополитического игрока в регионе, сильна, как никогда. Турецкие корабли плывут, как белоснежные облака! Турецкие танки бегут, как янычары Фатиха! Турецкие подводные лодки рыщут по рейдам, словно волки! Турецкая экономика сильна, турецкая общества прочна. Именно в такие моменты страны оказываются опасны для своих могущественных и низких, злобных соседей. Мы уже понимаем, что речь идет о США, сионистах, безбожниках из России? Разумеется! Появляются первые плакаты про НАТО и Палестину. Толпа заводится, я тихонечко тащу Настю с постамента, второго гладиаторского боя не выдержу. К нашему счастью, Димитриас оказался прирожденным оратором и увлекся построением своих теорий. Проще говоря, гаденыш приревновал нас к вниманию! Каждый оратор — женщина! Вертит своим эго, как баба задницей! Вот и этот. Залез на постамент, продолжает, пока мы собираем в толпе пьяненьких туристов. Один, два… Настя спотыкается, падает. Много пьяных. Уже жарят колбаски за оградой. Откуда‑то и ограда появилась! Оратор в самом зените речи. Турция в расцвете могущества и ей подкладывают свинью враги. Как же? Конечно, внутренними врагами! Всякими уродами, которые… Ба, да это же речи Мустафы. Приглядываюсь. Так и есть! Димитриас и есть Мустафа, изрядно, впрочем, побледневший после адских рудников. Должно быть, сбежал. Что же, мои поздравления. Запихиваю в автобус группу. Толпа начинает скакать. Все орут. Кто не прыгает, тот янки. Кто не прыгает, тот янки. Прыгаю вместе со всеми. Танцую анатолийские народные танцы, отрезаю ухо врагу народа, короче, делаю все, что от меня хотят. Лишь бы ноги унести. Кстати, возвращается ко мне взглядом Мустафа‑Димитриас. Уничтожение народных промыслов, приносящих доход уважаемым членам общества и жителям города, является частью коварного плана по разрушению государственной структуры нашей молодой республики. Мочи козлов! Бегу сквозь толпу, никто толком не понимает, кого бить, с кем обниматься, а может и выпить. Сверху включается рев вертолетов, бронетранспортеры прут на толпу, мечут струи пены, ледяной воды. Мегафоны. Граждане, разойдитесь, беспорядки ни к чему, вас спровоцировали. Заскакиваю в автобус, тычу пальцем вперед, водитель дает газу, вылетаем прямо на поле, несемся по кругу. Выбраться возможности нет, уж больно глубокая низина, почва под бывшим храмом просела, да еще и болотистая. Поднимаем из камышей цаплю, та зависает над полем, дивится на происходящее. Толпа дерется с полицией. Другая толпа бежит за автобусом. Полиция бежит за толпой. Другая часть полиции подстерегает автобус в засаде. Мустафа‑Димитриас орет что‑то, размахивая статуэткой богини. Та негодующе машет руками. Хватит мной болтать, голова кружится. Водитель топит педаль газа, увы, это лишь топит наши колеса. Страшный визг. Рычание мотора. Снова педаль газа до упора в пол. Бросает назад. Падаем, кто не успел пристегнуться, тот жалеет, а не успели мы все. Держусь рукой за рычаг переключения, орудую им, как безумный онанист — членом. С таким рычагом и без точки опоры с Землей разобраться можно. Шумовые гранаты, резиновые пули. На месте бывшего храма Артемиды в Эфесе настоящий мятеж, религиозные экстремисты, спровоцированные неосторожным замечанием туриста из… Неопознанного туриста… Власти ведут разбирательство… Мы стоим прямо… Сто языков. Английский, французский, русский. РИА Новости, Франц‑Пресс, Асошиэйтед‑Пресс, БиБиСи, СиЭнЭн, Первый канал, Аль Джазира. Все ведущие СМИ мира. Репортажи прямо с поля. Вижу перекошенное уродское лицо в зеркале заднего вида. Да это же я! Кричу на водителя, вот — вот автобус возьмут в тиски, умрем, как крысы в ловушке. Шофер снова газует, скаля зубы. Бамц! Страшный удар, лобовое стекло идет трещинками, словно кожа вокруг глаз любимой женщины в ускоренной съемке. Губы соленые. Почему? Это кровь, она течет по зеркалу заднего вида. А теперь съемка становится замедленной, и мы видим, как последняя — единственная — колонна — храма Артемиды Эфесской, падает, разваливаясь на куски. Парит над колонной аист. У него на вершине свито гнездо. Колонна сваливается кучей камней на поле. Ее даже Герострат не сумел уничтожить. А мы справились. Ошеломленный, трогаю висок. Что‑то горячее, мокрое. Водитель едет — не так быстро, — и спокойно выруливает на площадку за полем, разворачивается, мы уезжаем. Позади остается поле с беснующейся толпой. Дерутся сторонники идолов и противники идолов, полиция и мятежники, полиция и законопослушные граждане, полиция и враги государства. В небе над ними проступает лицо Артемиды. Она теперь бездомная, у нее в Эфесе даже остатков дома нет. Бедная шлюха станет бродяжничать. Подастся в Стамбул, спать на пристани Именёмю. Подавать туристам руку, помогать сойти с лодочек на землю. Ловить монетки, брошенные в воды Босфора. Обсасывать рыбные скелетики, оставшиеся от прожорливых туристов, подбирать куски черствой белой булки, в которой тебе суют рыбу шумные мужики в вязаных жилетах. Подбирать ноги, чтобы поместиться в картонной коробке на соседней с Истикляль улочке. В общем, не повезло! А все мы… Хотя ни храма Артемидина не обокрали, ни богини вашей не хулили! Оглядываюсь в салон… Группа валяется на сидениях. Группа? Жалкие остатки! Надеюсь, никого не забыли, но сейчас сосчитать — не в моих силах. Умница Настя порхает по проходу стюардессой «Турецких авиалиний», предлагает чай, кофе, похмелиться. Всем плохо, кого‑то рвет прямо на соседа. Проветриваем, открыв люк. Ничего, все пройдет. Собственно, что произошло на поле, интересуется Сергей. Никто ведь не знает турецкого! Английского! Какое счастье. Объясняю, что мы попали на сходку местных экстремистов, а я им рассказал, какие у нас в группе замечательные туристы, уважают и любят нравы принимающей страны… Короче, если бы не я, нас бы растерзали. А так полиция и протестующие занялись друг другом. Шепот на сидениях. Толчок в бок. Это конверт с благодарностью от туристов. Уже и не отмахиваюсь. Автобус въезжает в Бодрум, солнце качается на волнах спасательным буем, поднимается от него в небо шипящий пар. Чернеет молчаливым стражником порта крепость госпитальеров. У стены послушной собакой свернулось море. Наконец‑то, море! Но сначала необходимо расселить туристов, посчитать, выдать ключи, подуть каждому… Решаем с Настей устроить ночное купание, заняться любовью, наконец. Пара мы или не пара?! Но еще следует решить вопрос с телом фотографа. Администрация отеля вежливо, но твердо, отказывает нам в праве подержать труп в холодильнике еще до утра. И так пошли навстречу! Ладно. Туристы разбредаются с ключами от номеров. Валюсь в фойе на диван, гляжу в телевизор. Толпа беснуется на стадионе Вечерние новости… Внезапно камера приближается к водовороту. Это… Невероятно! Да это же наша туристка! Редактор журнала о растениях, флегматичная москвичка, стоит посреди двух прущих друг на друга стен, и улыбается. Еще бы! Она же ни черта не понимает! Беги, беги оттуда! Как мы могли забыть?! В волнении зову Настю. Смотрим оба, увы, это уже не прямой эфир, а репортаж… Улыбается растерянно, не понимает, чего от нее хотят. Вертит в руках какой‑то листочек… Клевер, и, надо же, с четырьмя лепестками… Тянутся кулаки, негодующие вопли, кто‑то замахивается… Мелькают камни. Само собой, протестующих, митингующих, завела и разозлила иностранка, которая с улыбочкой смотрит, как гражданскую войну‑лайт устроили. Бедняжку побили камнями! Консул уже выехал на место происшествия, посольство соболезнует, известило родню… Правительство приносит соболезнования, виновных сегодня же расстреляют. К счастью, покойная застрахована. Перевожу дух. Ну что же, избавлены от возни с еще одним телом. Идем с Настей в номер, моемся по очереди в ванной — сил на совместную помывку нет, — она надевает короткие шорты, золотистые сандалии, легкий свитер. Я натягиваю джинсы, рубашку понаряднее. Посвежевшие, спускаемся в ресторан. Просим оставить ужин для двоих, спускаемся в подвал. Там уже и несчастный окоченевший фотограф поджидает. Неумолимый сотрудник рецепции с каменным лицом. Время просрочено, он ничего не знает! Вытаскиваем носилки, прикрытые простыней, чтобы никого не пугать, и катим в ночной Бодрум. На пляж! Внезапно, у самой двери, меня останавливает гладко прилизанный турок, с огромным телефоном. Принес стационарный! Дает мне трубку. Беру, и слышу оттуда голос из другого мира. Голос жены. Словно бы я в Аиде, а она с поверхности земли пытается дозваться. Сегодня ве