Наталья Александровна прошлась по квартире, грустя о тех, с кем связала ее, пусть не дружба, но все-таки теплое чувство. Симпатичные они были и Лука, и жена его, всегда готовые помочь и советом, и делом.
День клонился к вечеру, пора было идти в детский сад за Никой. Вот еще одна надвигалась забота. Только-только привыкла дочь к новому детскому саду, а теперь приходилось бросать его, искать другой, да еще неизвестно было, найдется ли там место.
По дороге Наталья Александровна забежала в булочную, купила хлеб, а в самом детском саду ее ждала смешная история с Никой. Воспитательница встретила Наталью Александровну со смехом, схватила за руку, отвела в уголок.
— Меня сегодня ваша Ника так насмешила, так насмешила, до сих пор не могу успокоиться.
И рассказала, как один мальчик спросил за обедом, как делаются макароны.
— А я понятия не имею, как их делают, — захихикала воспитательница, — вот честное слово. Думала-думала, как же объяснить. А тут ваша. «И очень просто, — говорит, — берут дырку и обволакивают тестом».
Наталья Александровна посмеялась вместе с воспитательницей, настроение улучшилось. Она забрала Нику, и они отправились домой. Но этот дом уже не был их домом. Даже уборку делать не хотелось, и снова возникли разговоры о переезде в другой город. Сергей Николаевич уже не был столь категоричен в своем решении, никогда не покидать Брянска.
В день отъезда Луки Семеновича он пришел с работы и принес интригующую весть. Они могут уехать, и при этом сохранить право на получение квартиры. Более того, там, куда они поедут, им дадут подъемные и квартиру.
— Как? Каким образом? — с надеждой в голосе спросила Наталья Александровна.
— Если мы завербуемся на Сахалин.
— Господи, где это? — моргнула Наталья Александровна, и ее взгляд переместился с лица мужа на чемодан, где поверх книг лежала аккуратно сложенная карта Советского Союза.
Сергей Николаевич перехватил ее взгляд.
— Ну-ка, давай ее сюда! — скомандовал он дочери.
Еще мгновение и карта была расстелена на полу.
— Ты бы хоть поужинал, — неуверенно промолвила Наталья Александровна, но Сергей Николаевич отмахнулся и сказал «брысь» немедленно возникшей возле него Нике.
Ника надулась и обиженно прошептала:
— Как доставать, так «ну-ка, давай», а как смотреть, так «брысь».
Но Сергей Николаевич не стал обращать внимание на мелкие обиды, провел по карте рукой и уверенно ткнул пальцем.
— Вот.
— Бог ты мой, — прошептала Наталья Александровна, — это же остров, — склонила голову к плечу и медленно прочла, — Охотское море. Сережа, это сколько нужно денег, чтобы туда добраться? Ехать через всю страну.
— В том-то и фокус, что проезд бесплатный. Теперь слушай… Ника, займись чем-нибудь, не мешай мне разговаривать с мамой… Идет вербовка на Сахалин. Там сейчас грандиозное строительство…
— Подожди, что значит вербовка?
Сергей Николаевич стал объяснять. Вербовка — это означает наем на работу с определенными обязательствами как со стороны завербованного, так и со стороны вель… — Сергей Николаевич запнулся на слове, — черт! Вербовщика!
И он стал объяснять, каковы обязательства вербовщика.
— Нет, сначала скажи каковы обязательства тех, кто вербуется, — Наталья Александровна осторожно произнесла новое для нее слово.
Обязательства оказались не сложными. Требовалось подписать договор на два года, и в продолжение этих двух лет не иметь права куда-либо уехать, то есть, попросту сбежать.
— А если условия окажутся невыносимыми?
— Да подожди ты «невыносимыми». Сразу «невыносимыми». Во-первых, там грандиозный фронт работы. Во-вторых, тебя немедленно обеспечат жильем. В-третьих, — заработки. Здесь таких заработков мы не увидим.
— Откуда ты знаешь?
— Я ходил туда.
— Куда? — Наталья Александрова широко открыла глаза.
— В контору, где вербуют. Я разговаривал с людьми, знающими людьми.
Он почувствовал внутреннее сопротивление жены и стал заводиться. Ему самому перспектива безболезненно уехать из Брянска, избежав переселения, показалась единственно возможным выходом из тупика. Пока была квартира, не было резона уезжать. Житье в бараке Сергей Николаевич не мог себе представить.
И он стал толковать о преимуществах вербовки перед самостоятельным, «диким», так сказать, переездом неизвестно куда и неизвестно в какие условия.