Все время взбираться вверх было трудно, Ника уставала. Сергей Николаевич находил удобное место, они садились отдыхать, и начинали рассматривать всякую растительную мелочь под ногами. В феврале месяце обнаружили раз полянку со странными, не похожими на все остальные, цветами. Небольшие, ярко оранжевые с черными пятнышками лилии росли прямо из земли, без стебля, без листьев. Ника долго любовалась странными растениями, и жалела, что нельзя собрать их в букет.
Если Ника находила семейку поганок, настоящие, съедобные грибы почему-то им не попадались, то отец присаживался на корточки, заставлял Нику сделать то же самое, и они начинали разглядывать тонкие ножки, хрупкие, нахлобученные шляпки. Ника трогала пальчиком их коричневую сырую поверхность и спрашивала:
— А можно я сорву?
— Зачем? Они так дружно, семейкой растут, а ты все испортишь.
Они поднимались, шли дальше, разговаривали о пустяках, не переставая видеть все, что творилось кругом. Там обнаруживался замшелый, в пятнах лишайника живописный камень. Там пробитый остриями молодой травы почерневший слой прошлогодних листьев.
В таких случаях Ника уверяла, что в этом месте пахнет фиалками, и отец склонен был с ней согласиться, но самих цветов они пока не находили ни разу. Ника нашла их позже, под изгородью козьего загона. Она привела маму, показала место, и они нарвали небольшой букетик.
Кончились заморозки, растаял ледяной дворец. Ника нашла новый «шалаш», тоже под сводом кустарника, но в другой стороне. Она показала его подружкам, и они стали играть здесь втроем, приносили кукол и медведей, расставляли на расстеленной рогожке игрушечную посуду.
Погода никак не могла устояться. То светило солнце, и, казалось уже, что зиме наступил конец, то снова надвигались тучи, сыпал дождь, море вздувалось темными с белыми барашками волнами и гремело где-то далеко внизу.
В конце февраля поднялась мокрая метель. Снег выпал, но пролежал не долго. Он сохранился отдельными пластами, потемневший и ноздреватый, лишь в самых затененных местах.
Чуть только подсохла земля, девчонки полезли в свой шалаш, и обнаружили в глубине под кустарником такой пласт.
Они поползли к нему с намерением хоть напоследок слепить снежную бабу. Ведь, как известно, мокрый снег хорошо лепится.
Колючие ветки мешали продвигаться вперед, цепляли за одежду, лохматили волосы. У Тани уже краснела через щеку красная полоска, Ника уколола палец, и, время от времени высасывала выступавшую капельку крови. Вера ползла на четвереньках первой, отгибала самые длинные прутья, и держала до тех пор, пока девочки не собирались возле нее.
Но чем ближе они приближались к заветной цели, тем все более странным казался им снежный пласт. Он был ослепительно белым, он даже светился удивительным серебряным светом, а этого не могло быть.
Через минуту все разъяснилось. Это был не снег. Это расцвели подснежники.
Цветы стояли невысокой стенкой. Ослепительно белый колокольчик плотно прислонялся к такому же белому колокольчику, прохладному и спокойному в сознании собственной красоты. Казалось, еще минута, и они начнут издавать чуть слышный звон, так они были хрупки, словно сделанные из тончайшего фарфора.
— Подснежники! — ахнула Таня, — чур, вот эти мои!
Но Вера степенно возразила, что подснежников много и хватит на всех.
Ясное дело, глупые девчонки обнесли все, до последнего цветочка и, счастливые, с полным сознанием выполненного долга, потащили букеты домой.
С утра девочки уходили в школу, Ника гуляла одна. Выходила на склон, садилась на густую прошлогоднюю траву, сидела в терпеливом ожидании чуда.
Здесь, редко расставленные, росли старые кряжистые деревья. Стволы их были темны, кора растрескалась. Из земли местами выпирали скрученные толстые корни, кроны деревьев была не высоки, но раскидисты.
Возвращаясь однажды с прогулки, Сергей Николаевич подошел к крайнему дереву, пригнул ветку и внимательно осмотрел.
— А вот здесь, Ника, скоро произойдет чудо.
— Какое, какое чудо? Нет, ты скажи, какое, — прыгала она вокруг него.
— Потерпи, и сама увидишь, — коротко сказал отец, и перестал говорить на эту тему.
С тех пор Ника приходила сюда с Дымком в ожидании обещанного чуда, садилась на сухую прошлогоднюю траву, сидела тихо, обтянув платьем коленки. Дымок укладывался рядом, и вскоре начинал дремать. А чудо все не наступало и не наступало.
Но и без всякого чуда здесь было необыкновенно хорошо. Продувал легкий, уже нагретый солнцем ветерок. Вдалеке заливалась трелью невидимая птица. Временами она умолкала, и ей отзывалась другая, дальняя. Ника не знала, что это за птицы.