Джарра снял номер в фешенебельном отеле в Серферс-Парадайз, и они целую неделю бездельничали, гуляли по пляжу, купались в море и ужинали в элегантном ресторане гостиницы или в одном из маленьких местных кафе. И на протяжении восьми вечеров они возвращались в свой номер на десятом этаже и, не задергивая шторы на окнах, в которые заглядывало усыпанное звездами черное небо, предавались любовным утехам на широкой роскошной кровати.
Джарра старался укрощать свою страсть, бережными ласками разжигая в ней столь же сильное желание, какое владело им самим.
Несмотря на неоднократные заверения, которые Джарра делал ей на ранних стадиях беременности, Скай опасалась, что ее раздувающиеся формы могут вызвать у него отвращение, но он не уставал повторять, что она с каждым днем только хорошеет. Когда он доводил ее до оргазма, она, всхлипывая от счастья в его объятиях, вновь и вновь кричала ему о своей любви.
— Ты будешь хорошим отцом, — сказала однажды Скай, когда они, разморенные любовью, лежали после обеда в смятых простынях, нежась в золотистом солнечном свете, просачивающемся сквозь шторы.
— Уж постараюсь, — отозвался Джарра, накрывая ладонью ее руки, покоившиеся на его груди. Он чуть поменял положение, чтобы ей удобнее было держать голову на его плече.
— Расскажи о своем отце, — попросила Скай. — Какой он был?
Все ее знания об отце Джарры зиждились только на фотографии, стоявшей на редко открывавшемся пианино в большом зале усадьбы. На том снимке был запечатлен голубоглазый мужчина с квадратной челюстью и гладко зачесанными назад каштановыми волосами, смотревший в объектив с напряженным видом человека, не привыкшего позировать перед фотоаппаратом.
— Какой он был? — повторил Джарра. — Он был… большой. Во всех отношениях. Говорил мало, был скуп в проявлении чувств и на похвалу, но если уж он отмечал твои заслуги, ты знал, что похвала эта заслуженная, и ценил ее. Отец был справедливый человек, но временами несговорчивый. Если принимал какое-то решение, то переубедить его не представлялось возможным. Соответственно эти решения давались ему нелегко.
— Ты говорил, что он не очень приветствовал новые идеи.
— Верно. Но взвесив все «за» и «против» и наконец-то приняв определенное решение, он уже не менял его. — Джарра коротко рассмеялся. — Насколько мне известно, мама была с кем-то помолвлена, когда отец впервые увидел ее.
— Она сказала, они поженились после двух лет знакомства.
— Ну да. Я слышал, что он вскоре отвадил от нее жениха. Но сам, тем не менее, не спешил со свадьбой.
— Кто тебе это рассказал? — удивилась Скай. — Мама?
— Разумеется нет, черт побери. И уж конечно же не отец. Один из моих дядьев проболтался после похорон. Подвыпил немного и… в общем, день такой выдался. Все занялись воспоминаниями, наружу выползли семейные тайны.
— Семейные тайны?
— В сущности, это не тайны. Но от дяди я узнал много нового о своих родителях. Отец был гораздо старше матери, а она в молодости была поразительно красива. Дядя Пэт думает, что отца смущала разница в возрасте. Он долго за ней ухаживал, отчасти потому, что они жили далеко друг от друга, отчасти, думаю, потому, что они оба хотели убедиться, что не делают ошибки.
— Но у них, наверное, было много общего.
— Да. И думаю, они были счастливы вместе.
— Твоя мама, должно быть, до сих пор о нем горюет.
— Нам всем его очень не хватает. Как я уже говорил, он был большой человек, и с его смертью в жизни каждого из нас образовалась огромная пустота.
— И тебе в двадцать лет пришлось занять его место?
— Это было нелегко, — признался Джарра. — У нас с ним несколько раз случались жуткие перепалки относительно модернизации фермы, но когда вдруг вся ответственность свалилась на меня… это было страшно.
— А мама разве не помогала тебе советами? Она, должно быть, к тому времени уже много знала о методах хозяйствования.
— Ей никогда не приходилось принимать решения относительно того, что и как нужно делать на ферме. Это была прерогатива отца. А потом моя, когда управление перешло в мои руки. Правда, она никогда не критиковала меня за ошибки.