— Ваше сиятельство! — обратился Пётр к графу (Брюсу) — вы изволили испачкаться! Хотите, чтобы я прибыл в Зимнего чумазого чухонца?
— Лучше так, чем рисковать в открытом авто. Слишком опасно на улицах столицы, государь! Впрочем, во дворце вы сможете переодеться и привести себя в порядок!
— Уговорил, граф, куда мне…?
— Во второй броневик, ваше императорское величество!
— Но-но граф, пока еще ничего не решено. — произнёс Пётр. И подумал, что его окружение, наверняка, заметило, что Келлер называл его раньше государем и его никто не поправил. Значит, его сопровождают верные люди. Знать бы только предел их верности…
(Остин-Путиловец, основная ударная сила будущей революции и трибуна для Ленина)
— Ваше благородие! — Лошкарёв обратился к ротмистру. — Авто готово, можно двигаться дальше. Пять минут, как и обещал!
— Следуй за последним броневиком. — отдал приказ ротмистр, глядя, как Михаил исчезает в чреве изделия Путиловского завода.
На Остине, к которому направился Михаил, белыми буквами было начертано «Ударнікъ». Распахнулась узкая дверца, в которую Михаил с трудом втиснулся. Внутри бронемашины было тесно, но тем не менее, все поместились. Невысокий чернявый пулеметчик (а в бронеходные части набирали людей невысоких и худощавых) вцепился в ручки своего смертоносного агрегата и водил им из стороны в сторону, при этом башня противно поскрипывала, чем еще больше приводила Петра в ужас. Ему захотелось выпить. Может быть, у командира «Остина» найдется что-то горячительное? Пётр захотел спросить и тут же устыдился этого. Ему ли показывать страх перед своими поданными? Нет, выпить не помешало бы, но впереди важные дела. Как еще в Зимнем сложиться, он пока что не знал, но понимал, что будет непросто! Откуда-то пришло понимание, что его родственнички, в основном, это клубок змей, готовые вцепиться друг другу в глотку. Ну что же… придется эту грядку прополоть! Он сына родного не пожалел, что ему дядья да племянники? Вот то-то и оно! Правда, там женщина, которая его матушка, вот ну как сие можно себе представить? Маменьку Пётр по-своему любил. Она смогла не только дать ему жизнь, но и старалась уберечь, в меру своего понимания, от суровой правды жизни, только если бы он ее слушал, не стал бы государем, схарчила бы его сестрица Софья! Так что к женщинам из рода Романовых особого пиетета Пётр тоже не испытывал. И всё-таки хотелось принять чарку… для храбрости…. И только чарку…
Не выдержала душа!
— Поручик, есть ли у тебя чем горло промочить? — выдавил из себя кое-как Пётр.
— Так точно, ваше императорское высочество.
И поручик протянул Петру плоскую удобную металлическую флягу. С предвкушением наслаждения Пётр сделал большой глоток, чтобы только единственный, но уже глоток так глоток! И поперхнулся… Во фляге оказалась чистая вода! Прокашлявшись вернул флягу и недовольным голосом (не выдержал) брякнул:
— А ничего крепче вы с собой не возите?
— Как можно, ваше императорское высочество, возим. Только перед этим походом его превосходительство лично все отобрал и всем выдал вот это вот…
Да, если нет чего выпить… его и не выпьешь, реши про себя Пётр и тяжело вздохнул. «Чухонец неумытый ты, Брюска» — про себя обозвал своего верного соратника, по его мнению более оскорбить потомка шотландских королей, как сравнить его с чухной, было невозможно. И вообще, эти перекрикивания с поручиком под грохот авто, трясущегося по столичной брусчатке его порядком, утомили. Плюс никакого обещанного Брюсом ветерка не было — тяжелый запах и жар от двигателя, как и не самая удобная поза делали эту поездку сродни пытки… «Вот бы такой гроб моей тайной канцелярии! — подумал Пётр. — любой супостат после получаса поездки в нём сознается в чём угодно!»
Но все когда-нибудь заканчивается. Фыркнув напоследок как-то особенно громко, бронеход остановился. Дверца открылась и показалось веселая морда графа Келлера.
— Государь, прибыли!
Глава пятнадцатая
Петра обидно называют «вонючим бастардом»
Глава пятнадцатая
В которой Петра обидно называют «вонючим бастардом».