В последний день февраля в Выборге (откуда должны были выступить пулеметные полки) был задержан подозрительный человек, оказавшийся британским подданным Сиднеем Рейли. Более в ЭТОЙ ветке истории ни про Сиднея Рейли, ни про Соломона Розенблюма никто ничего не слышал.
[1] Отдачи у карабина Мосина, из которого стрелял Пётр в тире, действительно ощущается меньше, чем у привычных Петру гладкоствольных фузей и мушкетов — хотя порох тогда использовали слабый, но калибр-то был каков! И навеска пороха, соответственно!
[2] Единственны высокопоставленный офицер, пытавшийся силой оружия подавить февральский мятеж против царя. Искренний убежденный монархист. Враг советской власти. Видный деятель белого движения. В РИ был выкраден из Парижа чекистами в ходе операции «Трест» в 1930 году. В этом же году расстрелян.
[3] Удивительное дело, но в ЭТОЙ реальности некоторые революционные по сути своей образования стали появляться перед событиями так называемой Февральской революции. Тут был Февральский мятеж. Почему? По результату! Если бы Николай сумел подавить бунт — то те события тоже называли бы Февральским мятежом, но он окончился для заговорщиков удачно — поэтому назван революцией. В общем, реальности немного отличались, хотя расхождения были не столь значительными.
Глава двадцать пятая
Зима семнадцатого года наконец-то заканчивается
Глава двадцать пятая
В которой зима семнадцатого года наконец-то заканчивается
Петроград. Зимний дворец
28 февраля — 1 марта 1917 года
Конец февраля был крайне сложен. Регент посетил Гатчину, которую плотно окружили самые преданные части. С наследника престола, которым стал больной гемофилией царевич Алексей не должно было упасть и волоса. Но была одна проблема — мальчик как-то быстро стал круглым сиротой. Пётр ни минуты не сомневался в том, что тайный приказ на устранение Александры Фёдоровны был отдан правильно и вовремя: сам ход событий показал его необходимость. Чем-то супруга Николая II напомнила первому императору старшую сестру Софью: властная, не боящаяся идти по головам, стремящаяся к власти любой ценой. Она (Александра Фёдоровна, естественно, а не Софья) смогла подчинить себе упрямца Ники, хотя и делала это умело, исподволь. Но главное было не в методах власти, главное — в результате! А результатом влияния Алис стало втягивание России в никому не нужную войну с Германией. «Рыцарский» поступок Николая Александровича граничил с рыцарской же тупостью и головотяпством. России нельзя было втягиваться в европейские разборки! Тем более на стороне Франции, которая Россию презирала и Англии, которая ее боялась. Пётр очень хорошо помнил свой европейский вояж. И высокомерие островитян, и презрительное отношение к далеким варварам со стороны «просвященной», но весьма и весьма вонючей Галлии. И это не аллегория. Вонь в Лувре стояла такой, что пребывающий в Париже русский царь эти полтора месяца вспоминал потом с явным отвращением. Тем не менее, тогда ему удалось чуть-чуть повернуть политику королей самой могущественной страны континента в благоприятную для себя сторону. Но… они нас презирали тогда, ничего не сменилось и сейчас.
В последний день зимы в Зимнем появились представители союзников. А именно два официально самых влиятельных лица: посол Франции Жорж Морис Палеолог и посол Великобритании Джордж Уильям Бьюкенен. Они были чем-тот внешне схожи, и в тоже время поразительно отличались один от другого. Оба Жоры, среднего роста, довольно худощавые господа (солидности им придал уже почтенный возраст) с роскошными усами и спокойно-презрительными физиономиями. Они находились перед своим вассалом, пусть и неофициальным. Отличались они темпераментом: горячая кровь потомка Византийских императоров, которые уже не один век служили европейским хозяевам соперничали с холодной чопорностью потомка норманнов.
(Жорж Морис Палеолог)
(Жорж Уильям Бьюкенен)
При этом они (достаточно часто) выступали единым фронтом. Особенно когда надо было добиться от царя и его генералитета ускорения событий на фронте. Они вежливо, но без огонька поздоровались с Михаилом и так же вежливо, но с долей безразличия (Палеолог) или даже раздражения (Бьюкенен) поздравили регента с началом правления. Пётр только лишь кивнул головой в ответ, предложив жестом господам послам присесть.