Но вот Mercedes Knight[1] еще довоенного, двенадцатого года выпуска, профырчал, преодолевая мост, и вкатилось во внутренний дворик Большого Генштаба. Массивное здание давило на вошедшего своей мрачной надменной основательной красотой, но генералу было не до архитектурных впечатлений, он спешно проследовал в кабинет своего высокого и весьма крупного начальства. Адъютант фельдмаршала приветствовал вошедшего и сообщил, что его уже ожидают. Людендорф вошел в кабинет, в котором кроме Гинденбурга находился и его подчиненный, оберст Николаи, который при появлении шефа вскочил и вытянулся в струнку.
— Проходи, Эрих, мы без тебя не начинали. — поздоровавшись, произнес маршал, оценил реакцию генерала, после чего продолжил:
— Фрау Доктор вернулась из Стокгольма. Она привезла весьма интересные сведения, которые необходимо обсудить. Подробности доложит полковник. И да, это я приказал сообщить мне, как только этот агент вернется из Швеции.
Людендорф вздохнул. Если бы он мог, то Гинденбург ничего бы об отправке этого агента в Стокгольм не знал бы, так всегда надежнее. Но такие контакты, в первую очередь, решение политическое. И не ставить высшее руководство Рейха (к которому Гинденбург, без сомнения, относился) стало бы неразумным шагом. Правда, росли риска провала. Но Эльсбет вернулась. И это уже хорошо!
Фрау Доктор, она же Эльсбет Шрагмюллер, заслуженно слыла женщиной во многом уникальной. То, что именно она направилась в Стокгольм — стало делом случая, но весьма удачного. Эта дама, которой еще не исполнилось и сорока лет[2] отвечала за разведывательную деятельность в Британии и Франции, возглавляла центр в Антверпене, где фактически руководила школой агентов, засылаемых на острова и завербованных в самых различных ситуациях. При этом она одинаково эффективно работала с лицами обоих полов: как с мужчинами, так и с женщинами. И ценность ее работы признавалось не только ее непосредственным начальством: Гемппом и Николаи. В свое время она стала первым доктором политологии в Германии, точнее, первой женщиной, получившей высшее образование и защитившей научную степень. Под именем графини де Лувен она разъезжала по Франции, собирая информацию для Генерального штаба Германии. Правда непосредственно работать в структуре генерального штаба стала в оккупированной Бельгии, где поначалу занималась переводами на немецкий писем бельгийских солдат. Тут она показала себя весьма толковым специалистом тайных дел и ее карьера в отделе IIIb Генерального штаба Германской империи стала стремительно идти вверх. Сейчас она отвечала не только за разведывательную деятельность на территории двух важнейших врагов Германии — Франции и Британии, но в нагрузку получила и Скандинавское направление: Данию, Швецию с Норвегией и Финские провинции России. Накануне встречи с российским посланником она находилась с инспекцией в разведывательном центре в Копенгагене.
Вальтер Николаи встал, незаметным движением поправил мундир, после чего начал доклад. По-военному кратко он описал обстоятельства встречи и о принятом решении направить туда фрау Доктор как достаточно компетентного сотрудника. Для первых, неофициальных контактов, по мнению полковника, этого было более чем достаточно.
— На мой взгляд, уже тем, что к нам прислали полковника Вандама говорит о многом. Этот человек имеет стойкую неприязнь к британцам, он воевал добровольцем в англо-бурской войне, известен статьями, в которых отстаивает право России на противостояние с англосаксами. Более того, был противником военных действий России и Германии. Но его мнение перед началом Великой войны не смогло переломить ситуацию.
— Тем не менее, ведь вся общественность Российской империи хотела этой войны. не так ли? — уточнил Гинденбург.
— Не совсем так, мой маршал. В России существовала довольно влиятельная группа лиц, настроенных прогермански. Кроме того, далеко не все подданные империи понимали, зачем нужна эта война. Её цели — овладение Проливами для них казалось сказочной мечтой и не более того, впрочем, как и восстановление православных крестов над Софией — главной мечетью Стамбула, которая была главным православным храмом всего ортодоксального христианства. Но… Британия переиграла нас, подсунув Николаю гессенскую принцессу. А прогерманская партия с началом войны оказалась вычищена из политики и отдалена от принятия решений. Мы пытались как-то помешать этому… Авантюрист Григорий Распутин имел некоторое влияние на царскую семью, но даже его предупреждение о том, что Россия не должна воевать с нами не возымела своего действия. Нам противостояли несколько группировок, с которыми мы ничего поделать не смогли. Это профранцузская и пробританская партии при дворе, причем последняя опиралась на супругу Николая, Алису Гессенскую. Крупные русские банкиры и промышленники, которые рассчитывали отхватить во время войны предприятия, контролируемые немецкими капиталами. Они это сделали, но наладить эффективное производство на них своими силами так и не сумели. И третья важная влиятельная сила — русская ортодоксальная церковь, которая захотела распространить свое влияние на Балканы и часть Анатолии. В результате общественное мнение империи полностью оказалось антигермански настроенным, чему способствовала и газетная пропаганда через издания, которые имели финансовые связи с посольствами союзных держав. Впрочем, следует признать, что пропаганда постаралась сделать нас врагами и у нас, в Германии.