(замок Ла-Бред, современный вид)
Время не пощадило старинное шато[1], но владельцы его кое-как приводили в божеский вид, хотя из-за войны их финансовое положение стало весьма плачевным. Отказать же своим кредиторам и «большим друзьям» во временной аренде помещения для небольшого отдыха после охоты в соседних лесах казалось как-то невежливо. Один из гостей прибыл с небольшой охраной, которая сразу же выставила всю обслугу из замка (любезные хозяева заблаговременно временно переехали в Бордо). Так что вскоре встрече этих трех господ никто не мешал.
В большом каминном зале, который в рыцарские времена служил для совместных пиров местной знати, на сей раз было малолюдно. В довольно удобных креслах, видавших середину прошлого века, расположились всего трое. В замке было ощутимо сыро и прохладно: издержки средневековой архитектуры. Несмотря на летнюю погоду, камин горел, гости расположились напротив огня, вокруг небольшого столика, уставленного напитками и коробками с сигарами. За окном начинался дождь, причём всё говорило о том, что может начаться настоящая гроза. А если еще и бил град, то местные виноделы вспоминали о таком «подарке» небес исключительно сквернословя. Седой мужчина спортивного телосложения, которому на вид казалось около пятидесяти лет, курил кубинскую сигару марки «Ромео и Джульетта», не самая дорогая, но признана знатоками как довольно престижный брэнд с очень качественным продуктом. Но Эдик[2] Ротшильд курил эту сигару в память о том, как на весьма престижных скачках его лошадь проиграла этому выскочке Родригесу, назвавшему свою лошадь Джульеттой и участвовавший в многих самых престижных соревнованиях, своеобразная рекламная акция сигарного бренда. Спортсмен и игрок в поло свою лучшую кобылу вынужден был после этого отправить на покой, ибо не мог ее больше видеть. Слишком много проиграл на тех скачках, нет, не денег. Престижа! С тех пор курил именно этот сорт сигар, это делало его собранным и более злым. Он рассеяно слушал препирательство двух собеседников, которое его не слишком-то волновало, но вот их самих…
— Я не могу понять, Клод, зачем вам было пускать на дно «Марию»? Зачем все эти титаничкские усилия, если русские смогли снять оттуда 130-мм орудия, поставили их на бронепоезда и громили проклятых австрияк! А там, они подъёмом еще и башен главного калибра займутся…
Кипятился бывший начальник 2-го бюро французского Генерального штаба, бригадный генерал Чарльз Жозеф Дюпон.
— Это не мы, Чарльз, думаю, это немцы или австрийцы. Но скорее первые, чем вторые. Они очень обиделись, что у наших союзников появились корабли, которые смогут догнать и пустить на дно их «Гебен». — голос полковника Клода Дэнси[3] был совершенно спокоен. Он потянулся за стаканом со скотчем, в котором плавал одинокий кубик льда, сделал быстрый глоток и продолжил таким же ровным безэмоциональным голосом. — К сожалению, мы, господа, отвлеклись от темы нашего главного разговора. Выяснять кто и что там потопил будем в мемуарах, которые никто никогда не опубликует. Главный наш вопрос, что делать?
— Устранение Николая был не самый удачный ход, господа! Мы рассчитывали, что смерть царя приведёт к революции и мятежам на окраинах империи. Нам не нужна там сильная власть — хаос и отвлечение германской армии на Восточном фронте. К сожалению, Михаил слишком закусил удила. В отличии от других Романовых, у нас нет на него никаких рычагов влияния. Его морганатическую супругу и сына весьма хорошо охраняют. — устало проговорил Ротшильд, которому дискуссия союзников пришлась не по вкусу. Они действительно слишком увлеклись, перемывая друг другу косточки. А еще его не устраивала фигура Дэнси. Да, из-за провалов его службы малозаметный капитан сделал стремительную карьеру и сейчас вошел в состав руководства одной из спецслужб, более того, тут он присутствовал еще и как доверенное лицо премьер-министра, а вот генерал Дюпон, хотя формально и отошел от руководства Вторым отделом, но, фактически. руководил всей разведсетью Франции. Его приемник был весьма невыразительной и мало влиятельной фигурой.