Он вылил в стакан остатки водки.
— А потом я подумал: разве с противоположной, твоей стороной не так? И, представь, по зрелому размышлению оказалось: так! Она тоже ограничена, ей тоже требуется, чтобы человек самостоятельно выбрал, скажем так, путь совести и добра и следовал ему. В светлом уме и здравой памяти. А все почему? Потому что человек из равнодушной чушки способен прорасти только сам, мы же лишь призваны раздуть тот огонек, что в нем зародится, и никак иначе. Ну, может еще затушить, если огонек нам не нравится. Нет, я согласен, периодически мы в силах… Вот как ты в третью свою попытку с целым пассажирским воинством. И что вышло? Пшик! Растворилось твое воинство, потерялось в прямом и переносном смысле. Поэтому я предпочитаю тонкие, точечные, почти гомеопатические воздействия. И ты знаешь, ничего не приходится потом исправлять. Человечки сами с собой делают все остальное.
Мужчина одним глотком осушил стакан.
— Я хочу это изменить, — сказал Шумер.
Его визави улыбнулся широкой, открытой улыбкой.
— Всегда пожалуйста. Мне нравится наше противостояние. Не пойми меня неправильно, но я смотрю на твои усилия, как старший, более опытный и более искушенный коллега. У тебя ничего не получится.
Шумер отставил тарелку.
— Спасибо.
Собеседник сморщился.
— Давай без упоминания в суе нашего общего знакомого. Можно было не говорить ничего. В конце концов, это мелко. Не пристало твоей стороне.
Шумер выдавил кривую улыбку.
— Тогда, вот.
Он подвинул монеты к мужчине.
— Н-да, — посмотрел на них тот, — не тридцать сребренников. Но я, знаешь, не брезгую даже малыми капиталовложениями.
Мужчина переправил монеты в карман пиджака.
— Тем более, ты почти ничего не съел. Будешь еще? — спросил он, указывая на тарелку.
— Нет, — сказал Шумер.
— Что ж, — мужчина аккуратно придвинул порцию к себе. — Так какие у тебя планы? Или я лезу не в свое дело?
— Пока никаких.
— Неужели? — Собеседник Шумера разглядывал пельмени, словно искал в них гармонический порядок. — То есть, мне не готовиться?
Шумер пожал плечами.
— К чему?
— К тебе.
— Я еще не определился.
— Ты ехал вообще без плана? — удивился мужчина. — Знаешь, скажу тебе, это никуда не годится. Ни плана, ни апостолов. Куда ты катишься? Это, друг мой, получается, в твоем неприглядном лице прибыло в Пустов вырождение идеи. А где боевой задор? Где исступление? Где румянец? Где люди с твоим именем на устах?
— Тебе же проще.
— Это как посмотреть. За тобой теперь придется приглядывать в оба глаза.
Шумер отступил от столика.
— Моя квартира цела?
— Разумеется! Полы вымыты, герань полита. Шучу.
Мужчина поднял тарелку на уровень глаз. Взгляд его из-за нагромождения пельменей был лукав.
— Уже уходишь? — спросил он.
— А что?
— Смотри, как могу!
Мужчина наклонил тарелку и раскрыл рот. Сметана, вода из-под пельменей, сами пельмени плеснули ему в лицо, брызнули на шею и ворот рубашки, пролились вниз потоком, оставляя мокрые пятна на дорогом костюме.
Всего два пельменя успели попасть по назначению — в глотку.
— Зачем? — спросил Шумер, глядя на застывший на носке кожаной туфли кружок теста.
Выкидыш мяса потерялся где-то на полу.
— Потому что могу! — мужчина прожевал пельмени и захохотал, вытирая нос и губы рукавом. — Представляешь? — Он раскинул руки. — Могу! И хочется!
— Счастливо оставаться.
Шумер толкнул двери. Небритая личность снаружи преградила ему путь, на носках заглядывая за спину.
— Этот там? — прохрипела она.
— Там, — кивнул Шумер.
— Вот урод.
Личность, сплюнув, полезла через ограду к липам и угрюмым собутыльникам, но, зависнув в интересном положении, обернулась.
— Слышь, а у тебя деньги есть? — спросила она Шумера.
— Нет.
— И ты — урод, — констатировала личность и шлепнулась по ту сторону ограды. — Здесь без денег — никуда, запомни.
— Я знаю, — сказал Шумер.
Под бдительным взглядом милиционера он пронзил вокзальное помещение насквозь и вышел в город. У широкого тротуара стояли автомобили-такси. Через площадь пестрел журналами киоск печатной продукции. Рядом с ним, как произведение авангардного искусства, тянула вверх и заплетала там, вверху, стальные стойки автобусная остановка. Тут же на рекламном щите Киркоров приглашал на свой концерт в местном ДК.