— Скажу тебе, Дима, так, — сказал он негромко, глядя на проносящиеся за окном перелески. — Деньги — самое никчемное человеческое изобретение. Они дают иллюзию всемогущества, выступая мерилом жизни.
— Но так и есть, — сказал Дима.
«Бульдог» хмыкнул.
— А вот и я, — появилась с двумя стаканами в подстаканниках Людочка. — Какой-то жуткий поезд, почему-то битком.
— Других нет, — сказал сосед с «дипломатом». — Каждый четверг есть самолет, но там совершенно запредельные цены.
— Нам, наверное, надо было самолетом, — сказала Людочка, пробираясь через ноги Шумера. — Правда, Димчик?
Чай в стаканах так и норовил выплеснуться. Шумер решил относиться к этому как к фатуму.
— Осторожнее!
Сосед с «дипломатом» поддержал Людочкину руку.
— Извините. Ф-фух!
Людочка шлепнулась на сиденье. Чай все-таки закапал.
— Ай! Дим, ну что ты молчишь? — поставив стаканы на столик, Людочка затрясла пальчиками. — Скажи!
— О чем? — спросил парень, на мгновение отвлекаясь от подсчетов на листке.
— О самолете. Подуй! — подставила она ладонь.
Дима — краем рта — подул.
— Ну и зачем вам самолет? — заулыбался рыжий Коля, тасуя карты. — Здесь такая компания, такая атмосфера…
— Вот-вот, — сказала Людочка. — Пахнет так, хоть в окно с головой. Особенно семейка этих, чучмеков, через два купе…
— Да ладно тебе.
Дима поймал в пальцы изогнутую ручку подстаканника.
— Ага, они там разлеглись на своих мешках, то ли семья, то ли целый аул скопом. Осла еще не хватает!
— Не доставай, — скривился Дима и отхлебнул чай. — Блин, не сладкий!
— Я высыпала пакетик! Честно!
«Бульдог», привстав, попытался приоткрыть окно.
— Сейчас мы немного проветрим…
Лицо его напряглось. Короткие пальцы побелели. Но оконная рама стояла намертво, и человек ожидаемо проиграл.
— Зараза!
Раздраженный «Бульдог» сел обратно.
— Только боковые окна открываются, — сказал сосед с «дипломатом». — И то не все. В начале и в конце вагона.
— Суки, — оценил «бульдог» железнодорожное начальство.
Коля дал ему подснять колоду.
— Вы это… — кивнул он на столик. — Стаканы-то уберите. Игра простор любит.
Дима подал стакан Людочке.
— Чего поставила? Пей!
— Не хочу! — надула губы девушка.
— Зачем купила тогда?
— Затем!
— Женская логика! — хохотнул Коля.
— Может, вы хотите? — протянул стакан соседу с «дипломатом» парень.
Тот качнул головой.
— Спасибо. Я стараюсь не пить в поезде.
— А у меня уже есть, — сказал Шумер.
Рука опустилась с верхней полки, растопырила пятерню.
— Я могу выпить, — сказал невидимый пассажир.
— На!
Стакан ткнулся в пальцы и уплыл наверх, позвякивая ложечкой.
Поезд замедлил ход. Мимо с пакетом, полным яичной скорлупы, прошел длинноволосый парень в драных джинсах.
— Так мы поднимаем или нет? — спросил Дима, приобнимая Людочку.
Та пихнула его локтем. Дима прижал девушку сильнее.
— Ты посмотри, сколько мы можем выиграть! — зашептал он ей. — Посмотри! И на платье, и на туфли тебе.
— А сколько проиграть? — не согласилась Людочка.
Шумер неожиданно подумал, что девушка вовсе не глупа и прагматична.
— Барышня, — скупо улыбнулся «бульдог», — я тут рассказывал вашему молодому человеку, что деньги не могут сделать человека счастливым.
— Могут! — возразила Людочка.
Рыжий Коля ел глазами Микки-Мауса на ее блузке.
— Не знаю, — сказал «бульдог». — Но сам я проигрышу нисколько не огорчусь. Что деньги? Ты живешь, ты дышишь. Это ни за какие деньги купить нельзя. И опыт. Как купишь то, что каждый пропускает через себя? Поражение — это что? Это возможность подняться в будущем. Ты уже знаешь, как и что может быть. Стоит это полутора тысяч? Я считаю, что вполне.
— Плюс хорошая компания, — добавил Коля. — Хотя мне моих денег будет жалко.
Раньше Шумер думал дождаться кульминации, чтобы напарники раскрутили мальчишку на безумную ставку в долг и поманили последним коном, где рыжий Коля (вот неожиданность!) сорвал бы «банк», но теперь решил, что можно и сейчас.
— А я согласен, — услышал себя Шумер словно со стороны. — Согласен с девушкой.
В определенные моменты он ловил себя на том, что раздваивается, и часть его превращается в немого зрителя, бесстрастно фиксирующего происходящее.
Она была холодна и равнодушна, эта часть, и, видимо, считала все вокруг спектаклем. Мало того, она довольно наплевательски относилась к телу Шумера. Другая же, брошенная на произвол судьбы, становилась неуправляемой, бравирующей и дерзкой. Ей все было нипочем, она любила край и стремилась к краю, конфликтуя с людьми, вещами и самой реальностью. Тело Шумера она испытывала на прочность.