— Очень содержательно, профессор, — усмехнулся я.
Мы стояли в чистовом доке и глядели на творение рук наших. Конечно, работали не только мы вдвоём — нам помогали плотники с верфи и даже некоторые горожане (из благодарных мне за спасения города) — таскали тяжести либо подкармливали работников. Разумеется, трудилась не покладая рук и вся моя команда — три офицера, Починкко, Джу, и двадцать матросов со спасённого брига. В ту ночь парни потеряли не только свой корабль, но и капитана со старшими офицерами, и многих товарищей. Некоторые из них решили пока что осесть на Буне.
Но самые отважные… или лучше сказать безбашенные присоединились ко мне.
— Он… удивителен, — изрёк Кевин, не отрывая взгляда от тёмно-серого корпуса корабля. Такой оттенок он приобрёл из-за тёртого камня «дубового кремния», который я использовал для укрепления корпуса. Обычно этот оттенок нивелируют, добавляя другие присыпки… Но у нас был отличный повод сэкономить — тёмный цвет прекрасно маскирует множество сочленений и заплаток — ведь мы собирали своё судно сразу из трёх кораблей.
— Отличный получился баркас, — хмыкнул я.
— Баркас? — наконец посмотрел в мою сторону Кевин. — Слишком большой для баркаса.
— А ты можешь квалифицировать наш уникальный корабль как-то иначе, профессор? Нет? Значит я, как владелец, капитан и создатель нарекаю его баркасом. Баркас «Франки-Штейн»! В честь артефактора из древних легенд, который пытался создать живой корабль, а затем сделал корабль из самого себя.
Я патетично поднял указательный палец вверх.
— Ха-ха, — схватившись за живот, засмеялся профессор. — Смешная шутка, капитан Лаграндж.
— Я нисколько не шутил, — ответил я.
Он прекратил смеяться и уставился на меня изумлённым глазами, а затем вновь залился хохотом.
А я просто смотрел на него и улыбался.
— Спасибо, — выдохнул Кевин спустя минуту. — Я отлично провёл время. Я… будто вернулся в прошлое и снова стал молодым. Будто вновь занимался Лудестией вместе с капитаном Джонсоном, — закончил он тихо.
Сжав кулаки, я прикрыл глаза.
Я не предлагаю присоединиться к себе тем, кто всё равно откажется.
Но…
В тот момент я проиграл своим чувствам и быстро сказал:
— Поплыли с нами, профессор. За Франки-Штейном нужен глаз да глаз. Вы нам очень пригодитесь. А мы будем очень рады, если вы присоединитесь. Я буду очень рад.
Наши взгляды встретились. Секунд десять Кевин боролся сам с собой, а затем отвёл взгляд.
— Я не могу… Я слишком стар для этого, капитан Лаграндж. У меня семья, дети… Я… Прошу, не искушайте меня! Когда-то я пообещал себе, что как офицер я буду выходить в море лишь на Лудестии. И я не хочу отказываться от своих слов.
— Вот как, — усмехнулся я. — Что ж, на том и порешили.
Пристань бурлила. С верхней палубы Франки-Штейна Марси видела, что проводить их в путь собралось едва ли не полгорода. Кто-то подбадривал, кто-то сыпал проклятьями, но равнодушным не остался никто.
А затем совершенно внезапно гвалт начал стихать. Через несколько секунд город будто бы и вовсе погрузился в тишину, нарушаемую лишь плеском волн да криками чаек.
И размеренным цоканьем каблуков о деревянную пристань.
Фигура капитана поражала одновременно величественностью и расслабленной беззаботностью. Он шёл, не обращая внимания ни на кого, держа в руках бутылку рома.
Его плечи и спину закрывал длинный потёртый плащ. Плащ красного цвета с погонами свободного капитана. Именно этот плащ носил на заре своей карьеры отец Марси — капитан Джонсон. Почему-то Марси считала вполне логичным, что её бабушка подарила этот плащ Тео.
Пшеничную голову капитана Лагранджа украшала тёмно-синяя треуголка — подарок от Лагранджа-старшего. Она дополняла образ. Сейчас человек, подошедший к корме пришвартованного Франки-Штейна, выглядел точь-в-точь как выглядел легендарный отец Марси. По крайней мере, очень похоже капитана Джонсона изображают на гравюрах. Если не считать отличия в цвете кожи и волос, конечно.
И зеваки, и команда с замиранием сердца смотрели на то, как капитан взмахнул рукой и швырнул в борт корабля бутылку.
Раздался грохот, будто выстрелили из импульсного пистоля.
Бутылка разлетелась вдребезги.
— У-А-А-А!!! — завопил народ.
Не поведя и бровью, капитан Лаграндж начал медленно подниматься на борт своего корабля.
— Что б ты сдох, грязный алти! — услышала краем уха Марси.
Быстро переведя взгляд, она увидела скрюченную старуху нищенку, показывающую команде Франки-Штейна средние пальцы. Марси сразу узнала эту вредную, как голодная чайка, бабку — Матильду. Даже дель Ромберги слышали об этой портовой звезде.