Слушайся Шурик Алки и своих инстинктов, и все бы у него было замечательно. Но он, вместо того чтобы неотрывно смотреть ей в глаза и шептать всякие милые глупости, зачем-то поднял голову вверх и глянул на поляну. Наверное, черт его попутал.
Над поляной, на фоне буйной зелени окружавших ее кустов и деревьев вдруг возник прямоугольник… Экрана? Нет, скорее это была голограмма. Желто-серая каменистая пустыня. И тут из этого прямоугольника-голограммы на поляну выпрыгнул абсолютно голый мужик. Вроде тоже голограмма. Ну практически как живой. Шурик так увлекся созерцанием этой необычной картинки, что, совершенно позабыв об Алке, придавил ее к земле всем весом своего немалого тела.
– Эй, Шурик, ты очумел? – барахталась Алка, пытаясь выбраться из-под столь неадекватно ведущего себя молодого человека.
Но Шурик не обращал никакого внимания на ее попытки спихнуть его, полностью сосредоточившись на необычной голограмме. Прямоугольник с пустыней вдруг свернулся, а голый мужик, оказавшись на поляне, интенсивно осматривался, словно оценивая обстановку. «А с чего бы тут голограмме взяться? Точно не голограмма, – наконец-то сообразил Шурик. – Живой мужик!»
Меж тем мужик, быстренько оглядевшись и словно обнаружив то, что искал, сорвался с места и побежал.
Взяв старт из положения лежа и едва не угробив при этом несчастную Алку, Шурик пустился за ним вдогонку. Преодолев в два прыжка наклонную часть поляны, он вновь увидел бегущего трусцой голыша и двух полицейских, бредущих ему навстречу. «Ну, счас они его…» – радостно подумал Шурик. Но голый мужик спокойно протрусил между ними и скрылся в кустах. Шурику даже показалось, что один из них отдал ему какой-то пакет. «Что за фигня», – возмутился он и решительным шагом направился к полицейским.
Он уже был в двух метрах от них, когда у одного сработала рация:
– Третий, третий, как у вас?
– Объект прошел, встречайте, – ответил полицейский.
– Вот голый мужик… – Шурик указал пальцем на кусты, в которых тот исчез. – Вы его видели? Он в воздухе материализовался. Возник из ничего. Надо с ним разобраться.
– Ты видел что-нибудь? – спросил один полицейский у другого.
Тот лишь недоуменно пожал плечами.
– Мало ли здесь голых бегает, – сказал он, обращаясь к Шурику. – Да вы и сами, уважаемый, не очень-то одеты. – Это была чистая правда, ибо из одежды на Шурике были одни лишь плавки.
– Но как же… – принялся кипятиться Шурик. – Мужик… Голый… Из воздуха прямо… Проверить бы…
– Предъявите ваши документы, – жестко потребовал полицейский.
– Но… – смешался Шурик. – У меня там… – Он махнул рукой. – Мы компанией отдыхаем…
– Компанией?.. А вы знаете, что Сходненская пойма – это памятник природы? Что это – заповедная зона? Что здесь нельзя разводить костров, мусорить, и… много чего другого тоже нельзя? – еще грознее спросил полицейский. – Может быть, вы штраф заплатить хотите?
– Извините, но… – промямлил Шурик.
– Ладно, на первый раз мы вас прощаем. Идите и не попадайтесь больше на глаза, не то в следующий раз и штрафом не отделаетесь.
«Что мне, больше всех надо?» – подумал Шурик и, развернувшись, поплелся к Алке. Та встретила его пристально-испытующим взглядом.
– Понимаешь, Ал, мужик из воздуха материализовался, – принялся оправдываться он, торопясь и потому глотая окончания слов. – Тут менты… Я им – мужик из воздуха… А они мне…
Алка свернула покрывало и, сунув его под мышку, решительно направилась вверх по склону. Наверху остановилась и, обернувшись к Шурику, сказала как отрезала:
– Я, Шурик, думала, что ты просто со странностями. Теперь вижу: ты – ну полный придурок.
I
Свободного пространства уже практически не оставалось. Душная шершавая темнота заплела ноги и руки, сдавила грудь и мягкой варежкой легла на нос и губы. Дышать стало нечем, перед глазами поплыли яркие разноцветные круги. «Так сдуру и умереть можно во цвете лет!» – вспыхнула паническая мыслишка, будя заторможенный мозг.
Сашка резко рванулся, всплеснул руками, стараясь оттолкнуть душившую темноту, и… открыл глаза. Лицо его утопало в пухлой перине, а сверху голову прикрывала большая, тяжелая подушка. Сашка отпихнул ее в сторону и, повернувшись на спину, сел в кровати. Первое, на чем сфокусировался его взгляд, – это счастливая, улыбающаяся физиономия Фленушки-Гертруды.
– Добро ли почивали, государь мой? – певуче произнесла она и совершенно по-хозяйски присела на край Сашкиной кровати.
Рассеянным взором Сашка обвел комнату, в которой он только что проснулся. «Ага, Фленушка. Значит, это все-таки четырнадцатый век, хотя комната… Нет, это точно не Ольгина спальня. Да и на любую другую комнату в ее доме эта комната не походит. Откуда б Ольге взять столько денег, чтобы затянуть все стены тисненной золотом кожей да завесить их фламандскими гобеленами?»