Время штормило.
Вода волновалась, била в опоры старого мостика, звала взволнованно – меня ли? моих ли преследователей? Какая разница, все равно этого не избежать, и надо спешить, время не любит сомневающихся.
Позади уже белели размытые фигуры. Бегут, псы, не сходят со следа. Такие не чета даже деревенским охотничьим собачкам – такие челюсти не разожмут и после смерти. Придется с мясом отдирать; а я своего пока не много отрастил, чтобы так легкомысленно им разбрасываться. Пускай этих псов их хозяева кормят, а мне пора!
А-а, блядь! Ненавижу прыгать, ненавижу высоту, ненавижу время!
Я рухнул вниз, не успев сгруппироваться, ушиб живот о воду и тут же наглотался воды, совсем как новичок, совсем как тогда, в первый раз. Глаза заволокло пеленой, течения и струи перемешались вместе, сбивая с толку, и в ушах зазвенело, запищало тоненько, и в ответ на этот звук рану на руке задергало, заныло, повело в сторону. Не дышать, не торопиться! Нельзя вот так бросаться, надо выждать! Время слишком торопится, но сейчас уступишь ему – и заплутаешь, потеряешь след, останешься…
— ...Леха! Леха, слышишь?
Издалека доносится звонкий молодой голос. Мальчишка? Веки тяжело поднимать, но я справлюсь, я же не могу валяться тут брюхом кверху, как выпотрошенная рыбеха, мне надо держать лицо.
— Не ори. — Какой хрип. Мой? Мой. А надо мной, значит, убивался Петька.
— Ну а че ты? Напугал нас… Мы думали ты того, всё уже. Воды наглотался, под воду ушел.
Это Миха. А за ним прячется его брат – Колька. Но был же кто-то пятый. Я помню, в тот год мама отправила меня к двоюродной бабке, чтобы отдохнуть, а сама с отцом отправилась на раскопки в степь, и я долго дулся и обижался, но потом сдружился с пацанами. Или не пацанами?
Не помню. Я плохо помню. Голова кружится.
И почему – в тот год? В этот год. Все случилось месяц назад, в июне. И сейчас мы с ребятами пошли на реку, чтобы наконец точно решить, кто тут круче всех плавает. Конечно, я, какие могут быть сомнения?
— Я выиграл?
— Ты на полдороге чуть не утонул, герой, — ехидно протянула девчонка. Щуплая, худая, с острым носиком и тощими косицами. Как же ее зовут? Аня, Нана, Настя… — Так что я выиграла.
— Ты что – и не подумала меня спасать?
— К тебе мальчишки бросились, а я не нанималась такую тушу на себе тащить. И я все равно выиграла!
— Ну хорош вам, у меня вот сливы еще остались, берите.
Сливы синие, туманные, до сих пор холодные. Прилипший песок блестит под солнцем, переливается совсем как бриллиант в кольце – в кольце, которым со мной расплатились за дело. За какое дело?
Вода плеснулась на берег. Рыба играет.
— А хочешь, я тебе своих щенков покажу? — Придвинулась Настя ближе. Извиняется, бесстыжая. Нужны мне ее щенки, как будто я собак никогда не видел. — Они у меня красивые такие, черные, блестящие.
— Не хочу.
— Ну как хотите, Анастас. Я дважды не предлагаю, — отвернулась и закричала кому-то на берегу: — Да иду я, иду уже!
Анастас? Но я же никому не говорил, как меня папаша, любитель древностей, обозвал. Откуда она меня знает, зараза малолетняя? Отрастила острый нос и пихает его куда попало. Не пойду я на ее собак смотреть. Лучше еще раз попробую переплыть на тот берег, чтобы не особо гордилась своим нечестным рекордом. Не верю я, что не смогу. И что это за история такая с утоплением? Почему я такого не помню?
Я почесал руку с коростой от ранки – откуда она взялась? – и вступил в воду. Под ступнями взметнулся песок и, кажется, проплыла рыбешка, пощекотавшая лодыжку. Ну, вперед, нечего медлить, время не любит медлительных.
Конец