— С Новым счастьем! — я ударил посохом по полу, поставил мешок на стол и принялся раскладывать на столе подарки: конфеты, мандарины, сиреневый спортивный костюм для Анны, которая скоро округлеет и перестанет влезать в привычные вещи. Легкая курточка и колготки для Лики. Отцу — набор для бритья, да не какой попало, а «лучше для мужчины нет».
В будущем подобные подарки станут предметом осмеяния, но пока бритвенный станок Gillette — роскошь, позволить его себе может не каждый.
— Как неожиданно, — по обыкновению безэмоционально проговорила Анна, приложив к себе штаны и проверяя длину. — Спасибо, Павлик. И от Ромы спасибо. Уверена, что ему понравится.
— И от меня спасибо! — Сводная сестра прослезилась и обняла меня.
— Анна, — проговорил я, поглядывая на ее пока еще слабо выделяющийся под халатом живот, — к нам приехал дедушка, отец моего отца, то есть дед и вашего будущего ребенка, думаю, вам стоит с ним познакомиться.
— Рома его ненавидит, — сказала она. — Он будет скандалить.
Лика фыркнула:
— Он всех ненавидит. Я бы пошла.
— Дед толковый и при памяти, — заверил я. — Отец ни о чем не узнает. Когда вам будет удобно?
Анна глубоко задумалась. Помня о том, что времени мало, я сказал:
— Мне пора бежать, меня ждут. Мой телефон вы знаете. Позвоните, когда определитесь. Дед третьего января уезжает, у него в Москве дела.
— Позвоню, — пообещала Анна и добавила растерянно: — Мне надо знать, когда не будет Ромы. Сегодня, вот, должен быть дома, но — звонок с работы, и он убежал.
Просить ее выяснить, кто такой Лёха-мент, было не время, я решил это сделать чуть позже, а то поздравление утратило бы торжественность и больше напоминало бы обмен баш на баш.
— Я тебя провожу, — вызвалась Лика.
Едва закрылась дверь, и мы оказались в коридоре, она пожаловалась шепотом:
— Этот чудила, по ходу, бабу себе завел. На мать рычит, приходит злой, дома не ночует. Это, конечно, хорошо — есть шанс, что свалит. Но мать жалко и малого жалко.
— Что бы ни случилось — не пропадем! — пообещал я, и мы распрощались.
Была половина третьего. Нас ждала бабушка и последние беззаботные дни. Завтра и послезавтра выходные, а в среду начнется нервотрепка и заботы.
Прежде, чем усесться в машину к Василию, я снял костюм Деда Мороза и сказал:
— Миссия закончена, поехали к бабушке.
— Начало третьего, — проворчал он, заводя мотор, и добавил громче: — Нас там убьют.
— Не убьют. Гарантирую.
Скудный снежный покров в городе уже сошел, на окраинах еще прятался от солнца, иногда выглядывающего из-за туч, а в горах держался: деревья не сбросили белоснежные одеяния, белели заснеженные вершины.
Непреодолимый из-за оледенения подъем посыпали песком, но этого оказалось недостаточно. В нашем регионе мало кто меняет резину на зиму, и те, кто ездил на летней, высоту взять не могли. Как раз сейчас там в неравном бою со льдом погибал, утопая в сизом дыму, «москвичок».
Внизу выстроилась очередь на штурм из шести машин, мы встали в хвост. Наблюдающие за сценой водители напоминали насекомых из мультика про Муравьишку, собравшихся посмотреть, как Муравьиный лев сожрет Козявку. Побуксовав немного, «Москвич» скатился, уступая место «копейке».
Из всех подняться удалось только «Ниве», остальные развернулись и поехали восвояси, но это геройство водителей отняло у нас еще полчаса. Когда подошла наша очередь, сзади собралось пять машин.
— Вы сможете, — ободрил я сосредоточенного отчима. — Только разогнаться надо.
Василий Алексеевич кивнул, отъехал подальше и выжал газ. Первая передача. Вторая. Третья. Мы влетели на холм на скорости 60 км/ч и преодолели его без труда, вдохновив на подвиги оставшихся внизу. Отчим сразу порозовел и преисполнился гордостью.
— Мастерство не пропьешь, — пробурчал он, развернул конфету и отправил в рот.
К бабушке мы приехали ровно в три дня. Завидев нас, шатающийся по двору Андрюша-наркоман юркнул в летнюю кухню. Наверное, он не рассчитывал задерживаться в Васильевке надолго, а наше опоздание не дало поздравить бабушку и сбежать домой.
Ты-то мне и нужен! Пока Василий Алексеевич парковался напротив ворот в гараж, я вылез из машины и направился на кухню, где отсиживался ненавидящий меня Андрюша. На гнилушек внушение не действует, как и на людей с сильной волей. Но двоюродный братец употребляет наркотики, скорее всего, тяжелые, значит, его сознание разрушено, и есть надежда, что он поддастся.
Утром все спали, и в деревне царила тишина, были слышны даже капли, срывающиеся с сосулек, и звон далеких синиц, теперь же все проснулись, и отовсюду летел грохот музыки. В доме тоже бахала русская попса, доносился звонкий голос вокалистки. Ненадолго накатило ощущение, что я чужой на этом празднике жизни, но я быстро его отогнал, кивнул открывшему калитку Василию и вошел в летнюю кухню, где на диванчике развалился Андрей с «Тетрисом». Увидев меня, он напрягся, убрал игрушку, в его глазах блеснул гнев, быстро сменился страхом.