— Теперь будет всегда! — раздулся от гордости отчим.
Боря оторвался от трапезы, притащил «Полароид». Мама убрала салаты, поставив в центр стола бутерброды с красной икрой и импортное шампанское, обнялась с отчимом. Я наблюдал этот праздник жизни и пытался вспомнить, был ли я таким. Все-таки память взрослого наложила отпечаток, и многие вещи, которые казались важными, отошли на второй план.
Ненадолго я их оставил и переместился в ванную, смывая хлопоты сегодняшнего дня. А когда вернулся за стол, все посмотрели на меня, как на именинника. Мама указала на стул, я сел, насторожился. Изрядно поддатый и порозовевший Алексеевич встал и поднял бокал с игристым:
— А шо мы празднуем, Оля? — Он привлек к себе маму и поцеловал. — Мы празднуем мой развод! И помолвоку… помоловку…
— Помолвку, — сверкнув глазами, поправила его мама.
— Короче, завтра — заявление в ЗАГС, свадьба в марте. Ура! За любов! — Он залпом опустошил бокал. — А шо это у парней компот? Взрослые парни уже. Мене дед самогона в четырнадцать лет наливал. Как с покоса придем — хряп стопку!
Я накрыл бокал с компотом ладонью.
— Спасибо. Мне еще уроки учить.
А Боря сверкнул глазами, выпил компот и подставил бокал, куда отчим вылил остатки шампанского, глотка три.
Чокнулись за счастье, любовь и долголетие. Мама и отчим поцеловались, и мы с Борей ушли к себе. У прошлого меня в голове не укладывалось, как они могут в таком преклонном возрасте так наотмашь любиться-жениться, теперь же понимал, что мама еще совсем молодая, да и отчим моложе меня-взрослого. А что люди своеобразные… так они нашли друг друга, им хорошо — мир да любовь!
Спалось мне плохо: отчим полночи бегал из спальни в туалет, где его шумно рвало. Вот что делать человеку, когда пить нельзя, а душа требует праздника?
Во вторник начался ливень, и возле шелковицы члены нашего бойцовского клубав не собирались, все влетели в школу и разошлись ждать учителей возле кабинетов. Первым ко мне подошел Заславский, пожал руку с уважением. Райко, привалившийся к стене возле кабинета химии, щурился и катал желваки, казалось, он от злости лопнет, потому что Заславский, последний его дружбан, и тот переметнулся.
Потом свое уважение рукопожатием закрепил Плям, и мое лидерство в классе стало абсолютным и непререкаемым.
Затем подошли полтора парня из «В» класса, после — десятиклассники, выразили свое желание защищать родной район и его жителей от злодеев. Прямо паломничество началось к вождю, способному дать отпор интервентам.
Точно ведь после вчерашнего показательного выступления это началось, алтанбаевцы разнесли! Даже не определившиеся с классными группировками Белинская с Поповой поглядывали заинтересованно.
А после первого урока, химии, подошли моя Наташка, ее подруга Чечурина и Иван Авдеев, чуть ли не в верности поклялись и присягу на служение району не дали. Но главное — Наташка смотрела на меня с гордостью.
Вот уж достижение — оказаться между молотом и наковальней!
Сегодня после уроков я планировал зайти к сиротам, спросить у Лидии, как движется дело с усыновлением, дать ей денег и вместе с Бузей, Ильей, Кабановым и Рамилем поехать в центр, попытаться найти Хмыря, которому меня заказали, и узнать, перед кем я так провинился.
В пять у меня встреча с Гайде насчет платной клиники. Мама со мной ехать отказалась, но домашний телефон этой женщины оставила, этого было достаточно. Так что денек предстоит веселый.
Впрочем, как всегда.
На большой перемене я вместо полдника побежал в учительскую, сдал математику Инночке, ответив на три вопроса. Физюля и химичка тоже ограничились тремя вопросами… А потом в кабинет вошла Вера, и моя самоуверенность упала на спину и дернула лапками в знак капитуляции. Русский мне тоже предстояло сдать. Вера посмотрела на меня как-то странно, потом — на других учителей, которые, сбившись в кучу, щебетали, а завучиха визжала, отчитывая трудовичку.
— Идем в кабинет, — предложила Вера.
У меня сердце екнуло. Понятно, что там просто спокойнее, но сладко-то как! И тревожно одновременно.
Кабинет русского находился прямо возле учительской. Верочка дала мне свою сумку, журнал, отперла его, и мы вошли внутрь. Вера уселась за учительский стол, закинув ногу за ногу, и задала три вопроса. Точнее, попросила рассказать три правила. Я ответил. Написал на доске три слова, объяснил правиписание. Вера смотрела все так же задумчиво и кивала.
— Раз уж сегодня день трех вопросов, и я тебя спросила по упрощенке. Садись, пять. А если серьезно… спасибо тебе, Паша. Мне из Москвы звонили, спрашивали про последствия урагана. Потом взяли интервью, по телику должны показать. Так-то компенсацию даже никому не выплатили. Копеечную подачку в двести тысяч! Теперь есть надежда, что процесс пойдет быстрее.