— Свободу попугаям! Свободу-у-у! Е-е-е!
О смерти двоюродного брата он не вспоминал.
Отчим и мама отсутствовали и в субботу. Боря боговал: развешивал одежду, где ему хотелось, копил посуду в раковине, чтобы помыть вечером, когда воду дадут, а не сразу же — поливая ее из кастрюли.
Я все утро провел за уроками, в обед позвонил Алтанбаеву, который оставил свой телефонный номер — дабы убедиться, что он не пошел по кривой дорожке, и попросил сопроводить меня в дом культуры, чтобы договориться об аренде помещения. Попросил Егора одеться поприличнее, потому что он был совершеннолетним, если и захотят решать какие-то вопросы, то только с ним.
Алтанбаев шел в сопровождении Крючка, в драной выцветшей куртке. Топали они так, словно что-то им мешало, их движения были, как у роботов.
— Пипец все болит, — пожаловался Егор.
— Ты зверь! — с восторгом проговорил Крючок.
Алтанбаев скинул куртку и отдал Крючку, демонстрируя старомодный пиджак, брюки и белую рубашку. Он даже ногти постриг и траурную кайму вывел.
— Ого, — оценил я. — Где такой прикид надыбал?
Егор улыбнулся, огладил пиджак.
— От бати. Батя у меня старый был, двадцать шестого года, помер уже. Мне одиннадцать лет было. А пиджак, вот. Не позорный?
Пиджак, конечно, был, как из ретро-фильма. Но зато демонстрировал серьезность намерений Алтанбаева.
— Крутой прикид. Директриса клуба сразу капитулирует.
— Чего-чего?
— Увидит тебя — и сразу влюбится. Только кепку сними, не катит.
— Че это? — Егор схватился за кепку обеими руками, словно ей угрожала утилизация. — Нормальный кепарик.
— Ее с пиджаком не носят, — подтвердил мои слова Крючок.
— Чейто? — не сдавался Алтанбаев.
— Это как… ну… плавки и шуба.
— Аа-а, тады на.
Отдав кепку Крючку, Алтанбаев пригладил ежик волос и обратился ко мне:
— Ну че, ходу. Я как, четенько?
Я показал «класс», и мы вошли в клуб. В пустынном холле никого не было и пахло уходящей эпохой: плиты из мраморной крошки на полу, на стенах — агитки в рамках и портреты разных деятелей: Ленин, Брежнев, Моцарт, Суворов, Александр Македонский, три богатыря и молодая Пугачева.
«Не пей — козленочком станешь», «скажем нет наркотикам и алкоголю», 'курить — здоровью вредить.
Второй этаж занимала библиотека, студии для чего-то там все время были закрытыми. На третьем какой-то алкоголик учил молодежь играть на гитаре, была секция скрипочки, вокала, театральный и танцы в просторном зале. На этот зал я и надеялся, там должны быть маты. Инвентарь купим со временем, а для начала можно набить опилками мешок и отрабатывать на нем удары.
Директорский кабинет нашелся на первом этаже, возле кабинета. Алтанбаев, хотя это на него не похоже, оробел. Прежде, чем постучать, я уточнил:
— Тебе ж восемнадцать есть?
Когда-то он учился вместе с Наташкой, вроде она говорила, что он дважды оставался на второй год. Но вдруг не дважды, я что-то перепутал, и ему семнадцать?
— А то! — гордо выпятил грудь он. — В сентябре стукнуло. Третьего числа.
Только бы Алтанбаев не прогремел и тут славой!
Я развернулся к двери и постучал. Дождался «Входите», сделал приглашающий жест, мы с Егоркой переступили порог, наперебой поздоровались с директрисой и по очереди представились ей. Это была темноволосая женщина лет пятидесяти, с печальными глазами, крупным носом, скошенным подбородком и шеей, похожей на зоб. Звали е Людмилой Николаевной.
— Шахматисты? — спросила она, надела очки, посмотрела на Алтанбаева и поняла, что нет. — По какому вы вопросу?
— Мы хотим арендовать помещение для занятий единоборствами! — выпалил я и добавил: — За деньги.
Женщина шевельнула черными стрелами-бровями.
— Свободных ставок нет, — отмахнулась она. — Все сократили. Тренеров тоже нет.
— Вы не поняли. Мы хотим платить за помещение и заниматься там, — уточнил я. — Наверняка у вас есть возможность оформить человека на четверть ставки. Даже если денег никаких он получать от государства не будет, ученики все равно будут платить ежемесячно.
— И есть чем? — заинтересовалась она, прокручивая в голове следующую схему: она выбивает четвертушку ставки, не собираясь никому ничего отдавать, и еще рассчитывает получать деньги за аренду от нас.
Это было бы нагло и жирно — забирать все и официальное, и от учеников, потому я добавил:
— Наших учеников шестеро, это касается только их, им все бесплатно. Если кто еще придет, для них все платно, и с тренером вы — пятьдесят на пятьдесят, все так делают. В итоге никто в накладе не останется.
— Интересно. — Директриса потерла висок ручкой. — А кто будет оформляться?