В бедненькое село мы въехали минут через пять. Отчим остановился и закашлялся, упершись в руль. Я побежал к ближайшему дому. Старушка, которая ко мне вышла, прониклась и вынесла пластинку аспирина. Поблагодарив ее, я вернулся в кабину, отдал таблетки отчиму, который съел сразу две и запил чаем из термоса.
— Предлагаю ехать домой, — сказал я. — Товар у нас не портится, он разве что мороза боится, но его быть не должно.
Отчим откинулся на спинку, закрыл глаза и запрокинул голову.
— Нет. Сейчас станет полегче, и дальше поедем, продадим все. А иначе как?
Вот же баран упертый. И за руль не пустит! И не отдохнет, потому что мужик же ведь! Деревья умирают стоя. Вся злость на этого дурака сразу ушла. Он же реально умереть может! Это уже прямая угроза жизни, потому я решился на внушение:
— Василий, сейчас вы уступите мне водительское место…
Его лицо перекосило от ненависти, он рванулся ко мне, как бешеная собака в последнем порыве, но все-таки взял себя в руки.
— Ни за что! Это тебе не игрушки!
Ясно, внушение на него не действует, даже когда он ослаблен. Как я ни пытался его убедить, что умею водить грузовики, он не слушал и доказать не позволял. Через полчаса таблетка подействовала, отчим расправил крылья и полетел.
Два поста ГАИ нам снова помогла избежать табличка «Пустой». А в поселке большая часть торговли легла на меня. И мешков я натаскался, и наорался так, что охрип. Отчим тоже пытался геройствовать, но я его отгонял от кузова. Василий, конечно, тот еще бык и скотина, но не хотелось бы, чтобы мама овдовела раньше срока.
Торговля шла бойко, не так, как в Черкесовке, где здорово помог общительный Каналья. Но к пяти вечера мы распродали все, кроме двух мешков риса и одного — картошки.
Продавая последнее, мы стояли возле магазина, и взгляд упал на телефонную будку. Надо позвонить маме, сказать, что Василий заболел, чтобы готовила лазарет. Я направился к телефонной будке, набрал наш номер, ответила мама, как я и ожидал.
— Ма, — выпалил я, — Василий заболел, сильно. Температура под тридцать девять. Сбили, но к вечеру она снова поднимется.
— Господи… вы далеко⁈ — заволновалась она.
Если бы мама знала, как ее возлюбленный насиловал свой организм, то открутила бы ему голову, и мне за компанию.
— Будем после шести. Он выпил аспирин…
Фоном прозвучал взволнованный голос Бориса. Завязалась перепалка его и мама — видимо, они конкурировали за трубку, дальше говорил Боря:
— Паш, тут звонил какой-то Бес. Сказал, это жизненно важно. Какой-то Хмырь у них!
В душе будто оборвалась струна. Беспризорники поймали того, кто пытался меня убить! А он точно выведет на заказчика!
— Где их искать, он сказал? — сделал стойку я.
— Сказал странное. Они там, куда ты вещи приносил. Бес был уверен, что ты знаешь, где это.
Вот так номер!
Глава 16
А если это ловушка?
Это вторая неожиданность за сегодня, вогнавшая меня в ступор.
Боря расспрашивал меня, что это за Бес и откуда я его знаю, а я стоял и тупил, пытался собрать в кучу разбежавшиеся мысли. Ответил только, что Жека Бес — друг Бузи, старшего сиротки, который живет у Лидии.
Так-так-так. Выходит, Бес и сотоварищи поймали Хмыря и держат у себя? Ждут, когда я приеду? И что делать? Получается, надо ехать. Но ехать с деньгами нельзя, отдавать их на хранение отчиму не хочется. Не то чтобы он мог их забрать — просто я чуял, что не надо этого делать. Вдруг решит, что подростки должны ходить в школу, а такая сумма мне навредит?
Но везти миллион к мелким беспредельщикам — верх глупости… Так что выход один: деньги — отчиму.
Но есть нюанс: он чуть живой, может вырубиться по дороге.
В идеале надо бы приехать домой, сбросить балласт, собрать наших или хотя бы Илью позвать, приехать в пункт назначения и поговорить с Хмырем. Вот только вряд ли он сдаст заказчика, придется пользоваться знаниями взрослого, давить, запугивать… Или беспредельщики его уже раскололи? Им руки пачкать не привыкать.
Ясно одно: не узнаю, пока не приеду в их логово, а приехать надо как можно раньше. Но отчима бросать нельзя…
Потому я принял решение и проговорил в трубку:
— Боря, передай трубку маме.
Брат обиженно засопел: он почуял тайну, движение, а тут такой облом: его к тайне не допускают. Но ныть он не стал, послушался.
— Что у вас за делишки? — возмутилась мама. — Что за Хмырь, что за срочность?