— Школьник он, в одиннадцатом классе учится, — признался Хмырь. — Богатый, сука, все вокруг него и скачут. Прилипалы хреновы. Сарику он внук… но не родной, а который от сестры.
Вот так номер! Мне представлялся седовласый армянин в остроносых туфлях, с пальцами, украшенными перстнями — кто-то типа Гоги Чиковани, но ростом повыше, а тут на тебе — мой ровесник, который возводит на меня напраслину, чтобы заводские меня ненавидели.
Что я ему сделал? Выходит, надо к этому Артуру. Если и ему кто-то обо мне наплел небылицы, следует постараться его переубедить.
Глава 18
Кто за тобой стоит?
Пока вел Хмыря по коридору бомжатника, я усиленно думал. Вот что делать с этим уродцем? Тварь божия все-таки, живое существо и не гнилушка. Отпустить? А если он побежит стучать Артурке? Нет, не побежит. Он скорее из города рванет. Но перед тем может пожаловаться корешам, а те донесут заводским, заводские встанут на дыбы и передадут Демирчяну. Он окопается и потом не достучишься до него.
А если?.. Точно!
Я остановился, припечатал Хмыря к стене и проговорил:
— Слушай сюда, Сережа. Когда я отпущу тебя, ты никому не скажешь о том, что мы с тобой разговаривали. Ты вообще никому ничего об этом не скажешь.
Хмырь кивнул, я еще раз припечатал его к стене и сделал второе внушение:
— И еще ты завяжешь с криминалом, пьянством, сигаретами и наркотиками. Встанешь на путь исправления. Понял?
Мой пленник снова кивнул. Я заглянул в его глаза, пытаясь найти там подавленную злость как доказательство, что ничего не получилось, но увидел покорность барана перед закланием. Похоже, внушение подействовало. Хмырь тупой и не сдержал бы внутренний протест. Выходит, теперь я в ответе еще и за это беззубое существо.
Пора открывать кабинет и давать объявление: «Избавлю от зависимости: лудомании, алкогольной, наркотической, табакокурения». Фантазия разгулялась, и я добавил: «Верну мужа в семью. Пробужу интерес ребенка к учебе. Отважу свирепую тёщу».
— Повтори, — сказал я.
— Не пить, не курить, не воровать, — проблеял Хмырь.
— Не водиться с плохими компаниями. Не отбирать выручку у сирот.
Он послушно повторил. Я еще раз заглянул в его глаза и не нашел там эмоций. Будто бы, отсекая нехорошее своим внушением, я забрал что-то очень важное, живое, то, что делало Хмыря собой, и теперь появился другой человек. Он лучше и ответственнее, но это уже не тот Сережа, что боялся меня минуту назад. Зато он не загнется под забором, а будет жить. Вставит зубы, женится, возможно, размножится.
— Че ты с ним рассусоливаешь? — возмутился Бес. — Оставь его нам — закопаем нах! Особенно я. Столько бабла ему отдал, суке.
Я кое о чем вспомнил, обратился к Бесу:
— Жека, собери всех жителей этого дома. Дело есть.
— Нафига? — удивился Бес.
— Узнаешь.
— Ну ок. И мелких?
— И мелких. Сказал же — всех.
Бес побежал по коридору, открывая двери и призывая выйти к гостю в коридор. Ко мне начали стягиваться дети. Кто, завернутый в одеяло, кто — в одежде не по размеру. Я узнал подаренный мной женский плащ на девочке лет десяти, беззубой и чумазой.
Их было девять человек, включая Беса и старших парней, которые караулили Хмыря. Две девочки восьми-десяти лет, и мальчишки, самому мелкому, как Светке, лет семь. Все истощенные, грязные.
Я достал из кармана пятисотенную купюру, протянул мелкому мальчишке.
— Держи, купишь себе поесть. И тебе вот. — Вторую пятисотенную я отдал младшей девочке. Старшая, которая во взрослом плаще, оживилась, растолкала мальчишек и протянула ко мне руку:
— Э-э, а мне? О, спасибо!
Держа перед собой деньги, она собралась уйти, но я остановил ее.
— Подождите. Послушайте меня, — сказал я, держа перед собой пачку денег, которые планировал раздать.
Бомжата уставились жадно, рты раскрыли.
— Не надо тут жить, — проговорил я менторским тоном. — Пить, курить, нюхать, воровать вы больше не будете, как и заниматься проституцией.
Запрокинув голову, старшая зароготала и хлопнула по спине белобрысого мальчишку.
— Слышал? Не будешь!
— И ты не будешь, — надулся он, скрестив руки на груди.
И тут я ощутил уже подзабытый трупный смрад — среди беспризорников был гнилушка. Возможно, и не один. Вспомнив, чем закончилась кодировка Андрюши, я замолчал.
— С хера ли ты нам указываешь? — зашипела старшая девочка, как бесноватая, оскалилась.
Ага, вот гнилушка. Надо же — ребенок, и уже гнилой! Или такими не становятся, а рождаются? Это закладывается во время зачатия. «Вам нельзя рожать, у вас в роду мудаки». Глаза девочки-гнилушки будто затянула белесая пленка. Я мотнул головой, посмотрел на нее еще раз: нет, показалось, пленки нет.