— Рис нашел, — отчитался он. — Сто писят километров отсюдова. Хотели четыреста рублей за килограмм, но сторговался за триста восемьдесят!
Отчим зачерпнул борщовой гущи, сделал несколько жевательных движений, проглотил, да не до конца. Когда он заговорил, изо рта вылетел кусок свеклы и повис на усе.
— А на рынке он тысячу стоит, — поддержала разговор мама, жестом показывая отчиму, чтобы убрал еду с усов.
Он понял и провел по рту предплечьем.
— Если по девятьсот торговать его, разлетится аж бегом! Дешевше, чем на рынке.
— А качество зерен? — уточнил я.
— Обычное. Как на рынке. Но то еще не все. В соседнем колхозе масло подсолнечное. Хотели тысячу шестьсот, я сторговал за полторы! Сколько оно на рынке?
Мама свела брови у переносицы, вспоминая цену.
— Я перед новым годом два литра купила по две семьсот за литр.
— Все дорожает, — напомнил я. — Через неделю, когда поедем за товаром, цены поднимутся на сотку минимум.
— Ты домой-то хоть возьми масло и рис, — попросила мама отчима. — А то муку возите, а я не видела той муки. Так пироги бы пекла.
Алексеевич с видом Зевса, спустившегося с Олимпа к смертным, выложил на стол десять тысячных купюр.
— Вот, возьми, что нужно.
Мама просияла и обняла его. Разошелся отчим, перья распушил, ходит раздувшись, как индюк. Ой, не к добру! Испытание огнем и водой человек выдерживает, потому что деваться некуда: или сдохнешь, или выживешь. Самое сложное — пройти медные трубы, то есть славу и почет, сюда же можно отнести и деньги. Алексеич копейки начал зарабатывать, а понтов вон уже сколько и сколько гордости.
— То еще не все! Я нашел курей! По тысяче за килограмм, а на рынке — три. Можно брать туши и продавать. А еще скупать свиней по дворам, уже разделанных.
— Холодильник нужен, — остудил его пыл я. — Это скоропортящийся продукт. Его за день надо продать. Лучше не связываться и не жадничать. Вот рис и масло — это хорошо.
Василий глянул на часы, залпом выпил стакан компота и схватил вафлю.
— Время. Оля, ты собрана? Пять минут до выхода.
— Да я вот. — Мама сняла фартук и осталась в костюме. — Помаду только подправлю.
Я отчитался:
— К труду и обороне готов. Когда выходим?
— Сейчас, — ответил он, моя свою тарелку и чашку.
Ровно в пятнадцать тридцать он завел мотор «Волги», и мы поехали за документами.
Если стоять в общей очереди, как все, то существовала опасность проторчать тут с утра до вечера, только чтобы узнать, готовы ли документы.
Пока мы с мамой стояли, подпирая стену и созерцая длиннющую очередь, Алексеич зашел к секретарше, она забегала по кабинетам, открылась нужная дверь, и маму пригласили войти под рев и проклятья граждан, которые тут стояли с утра. Сейчас каждый нас и ненавидел, и мечтал оказаться на нашем месте.
Впервые в жизни я почувствовал себя водилой-обочечником, и сделалось стыдно перед этими людьми. Самого несказанно бесит, когда кто-то пытается пролезть без очереди.
Когда мама вышла с бумагами, на нее налетели бабки, окружили и стали проклинать, одна начала толкаться, замахиваясь костылем.
— Стыд потеряли! Не выпущу тебя отсюда! — Разъяренная бабка потянулась к бумагам, чтобы их порвать, и я скользнул между ними, оттирая бабку и выхватывая документы, которые сразу же сунул под куртку.
Полиция справедливости утратила интерес к маме и переключилась на меня.
— Сама бесстыжая, и щенок такой же! — донеслось вослед, когда я был уже у выхода.
Василий протиснулся к маме, обнял ее и, прикрывая собой, словно телохранитель, повел прочь. Хлопнула дверь, отсекая возмущенный гвалт.
Остановившись, я вытащил из-под куртки документы, улыбнулся. Е-е-е! Я — счастливый обладатель земельного участка на улице Липовая!
Собственная комната — самая заветная моя мечта, которая в той реальности так и не осуществилась. Как же я завидовал Илье, родители которого стучались прежде, чем войти в его комнату! А теперь есть шанс построить целый дом, где все будут счастливы!
Можно заказывать проект, а потом начинать заливать фундамент!
Да, мы с Василием вроде ладим, но ощущение, что это пока я не забуду «закрыть тюбик». Все-таки он — чужой человек, склонный все и всех контролировать, потому постоянно чувствуется напряжение, особенно Боре тяжко, который более хаотичен, чем я. Дотерпим ли мы до лета без грандиозного скандала? Таких, как отчим, дотошных людей сложно выносить.
Ко мне подошла мама, положила руку на плечо.
— Поздравляю, сын, тебя и деда! Он правда собирается переезжать?