— Ха! — воскликнул Алтанбаев и блеснул интеллектом: — На живца!
— Че дальше было? — спросил Крючок.
— Ну, хозяева уехали, проходит полчаса, а соседка с мужем через забор перемахнули, собаку накормили, чтобы не кидалась, — и к культиватору. Тут-то парни и вылезли оттуда, кто где прятался. Спортивные, с дубинками. Соседку старую чуть кондратий не хватил. Сосед — на колени: «Не губите, люди добрые, бес попутал».
— И че, дали им пи… — Крючок хлопнул себя по губам, косясь на Наташку. — Дрозда?
— Нет, просто пригрозили. Старший сын-боксер велел все, что было украдено ранее, вернуть, а если нет той вещи — компенсировать деньгами.
— Эх, а я бы им… всыпал! — сверкнул глазами Крючок. — Ибо нефиг!
— Если бы всыпали, не получили ничего, кроме проблем с милицией. А так получили сто двадцать рублей.
— Всего? — скривился Алтанбаев.
— Тогда хорошие деньги были, — объяснил Сергей.
— Как пятьдесят тысяч сейчас, — добавил я.
— Молодцы, так их! — воскликнула Наташка. — Приятно слышать, когда такое.
— Так че, и нам на живца ловить? — серьезно спросил Алтанбаев.
— Нет, — отрезал я и поделился планом: — Остаемся здесь и вызываем ментов. У меня папаша мент, как вы знаете, заслуженный к тому же, так что они должны хотя бы с соседями поговорить.
— Менты — зашквар, — скривился Крючок. — На фиг!
— Ну, на вопрос про лежку бомжей вы мне не ответили, — напомнил я. — Это был альтернативный план.
Зяма развернулся и махнул в сторону кладбища:
— Там они тусят в развалинах, если мороз их не побил осенью.
— А если побил, — у Понча вытянулось лицо, — то их трупы так и лежат там?
— Не лежат, — отрезал Сергей. — Мы одного видели.
— Мороз! — радостно воскликнул Зяма, но его перебил Сергей:
— Ребята, давайте уже что-то делать, а то так до ночи будем болтать.
— Мороз же! — повторил наш мелкий друг и мой недавний вражина.
Все посмотрели на него, пританцовывающего от нетерпения, не понимая, при чем тут мороз, который побил бомжей, и как он нам поможет. Сообразив, что моя твоя не понимать, Зяма нам растолковал:
— Возле Карасихи металл принимают. Ну, чувак, Мороз. То ли погоняло, то ли фамилия такая — хрен проссышь. Тому Морозу несут краденое, у него там не двор — склад всякого говна. Если нас обчистили бомжи, то они все потащили Морозу. Вот. У него смотреть надо. Это проще всего.
— Красава! — оскалился Алтанбаев и приложил пятерню к рахитичной спинке Зямы — того аж подбросило. — Валим Мороза валить!
— Валить никого не будем, — предупредил я. — Просто побеседуем, пригрозим — но не более.
— Хороший план, — одобрил Сергей.
— На Мороза! — крикнул Зяма, купающийся в лучах всеобщего одобрения, схватил завалявшийся прут арматуры, прицепил кусок пленки, соорудив флаг, и строевым шагом направился по склону в сторону кладбища.
Крючок подобрал дырявое ведро и сделал из него барабан.
— Запе-вай! — крикнул он.
И отряд алтанбаевцев запел песню, которую, по идее, знать не должен:
— По долинам и по взгорьям
Шла дивизия вперёд,
Чтобы с горя взять Приморье —
Белой армии облом.
Шевельнулась память — в этот раз моя, и я вспомнил, что в начальной школе у нас был старенький учитель пения Баян Баяныч, который заставлял нас эту песню учить. Не успел научить, исчез куда-то, вроде умер от инсульта, я тогда был в третьем классе. Алтанбаевцы на пару лет старше, они песню на всю жизнь запомнили, правда, многие слова не понимали, потому вместо «с бою» у них понятное «с горя», а вместо «оплота» «облом». Это как красавица Икуку, вуглускр и «спасибо, мальчик сыт».
— Напивалися знамёна
Кирпичом последних ран,
Шли лихие эскадроны
Приамурских партизан.
Опять покосившись на Наташку, Алтанбаев проорал громче всех:
— Этих лет не смолкнет слава,
Не померкнет никогда!
Партизанские отряды
Занимали города.
Дальше они не помнили и начали с начала. Зяма гордо вышагивал впереди, размахивая стягом, Крючок барабанил. Наташка им подпевала — она тоже застала Баяныча и выучила песню навсегда, а я шел за ними и пытался вспомнить имя учителя.
— Как звали Баян Баяныча? — спросил я.
— Валентин Михайлович, — ответила Наташка. — Кстати, а куда он делся?
— Он возле мэня жил, — откликнулся Хулио. — Уехал к дочке.
Как-то даже на душе полегчало, я думал, что учитель умер.
Мы взобрались на холм и увидели кладбище и бедные домики внизу, развалины домика Веры, халабуду Карасей.