Надежды нет
Мама вскочила, побледнев. Шагнула вслед за Василием, но он вскинул руку, останавливая ее. Повернулся в профиль и сказал:
— Оля, все нормально.
— Вася! Что происходит? Что ты натворил? — испуганно проговорила она.
— Спокойно! Ничего я не творил, понятия не имею, чего он пришел.
В моей голове мысли пронеслись вихрем. Что это может быть? Первая мысль — Пацюк написал заявление в милицию, что его избили. Но не слишком ли много времени прошло с момента драки? Почему он засуетился только сейчас? Или отчим что-то учудил и молчит? Например, сжег ему дом, машину или гараж.
Похоже на то. Вот же дурак упертый! Были бы мозги, выждал бы время и мстил хотя бы через полгода, раз уж так хочется.
Или, что еще хуже, кто-то другой свел счеты с подлым ментом, замел следы, и вышло, что все указывает на отчима. Если так, остается только молиться, чтобы у него было алиби.
Минута — и все будет ясно. Мы с мамой рванули в прихожую и замерли.Припасть ухом к двери постеснялись, осталось догадываться, что происходит на лестничной клетке. Мама приложила палец к губам и замерла. Донеслось бормотание — говорил в основном мент, причем тон у него был извиняющийся. Василий только буркнул единожды. Судя по голосам, кроме них двоих, больше никого не было.
Прошла минута, и стало ясно, что никто никого ломать и запихивать в ментовский бобик не собирается. От сердца отлегло, а вот у мамы ни разу не отлегло, она так и стояла, боясь дышать. Снова забормотал отчим, извиняющимся тоном ответил опер, и опять тишина.
Наконец дверь распахнулась и вошел бледный и озадаченный Василий Алексеевич с листком бумаги в руке, помахал им и отчитался.
— Вручили повестку. Сказали, что я прохожу как свидетель по уголовному делу.
— Какому? — все так же взволнованно спросила мама.
— Говорит, делов на пятнадцать минут, но явка обязательна. Ничего конкретного.
Отчим выглядел растерянным и напуганным, его рука подрагивала, и листок трепетал. Он старался выглядеть уверенным, чтобы не пугать маму, но получалось не очень.
— Как это — не сказали? — воскликнула мама. — То есть ты вообще не знаешь, что и чего, и зачем? Почему?
У меня-взрослого не было дел с правоохранительными органами, и я не знал, что там у них и как работает, потому просто предположил:
— Если ничего не предъявили и никуда не потащили, значит, угрозы нет.
— Они всегда не говорят, что за дело? — спросила мама с возмущением. — То есть ты поедешь туда не зная куда?
Василий пожал плечами.
— В понедельник в четыре вечера. Ментовка в центре. Следователь Капустин. — Он положил на стол повестку и повторил: — Явка обязательна. Черт, день пропал.
Я подумал, что завтра мы с Канальей поедем на промысел, и придется мучиться неведением два дня.
Мама вставила свои пять копеек:
— Хоть к Даромире езжай узнавать.
— Я лучше потерплю. Не понимаю, почему бы не сказать сразу, зачем меня вызывают? Мне же ничего не грозит.
— Чтобы вы не подготовились, не сговорились с подозреваемым или заинтересованными лицами. — предположил я. — Или не сочли, что это неважно и незначимо для вас.
— Что это вообще может быть? — задумался отчим, потер переносицу. — Ума ни приложу. Я — и чего-то свидетель? Ну бред. — Он перешел на шепот: — Вот за яйца меня взять есть за что. Может вот это вот — вызов на допрос? Лёха, черт поганый, написал на меня заяву — и здравствуйте.
— Тогда, наверное, предъявили бы обвинение, — предположил я. — Что гадать? Съездите туда и узнаете.
Отчим уселся, подпер голову.
— Обидно будет, если это Лёха. Ну не гнида-человек? Машину отжал, теперь посадить меня хочет.
— Не факт, — покачал головой я.
— Ну а что это тогда⁈ — Он хлопнул по столу и надулся.
Мама обняла его, поцеловала в макушку, как маленького.
— Все будет хорошо, Васенька!
— Мне пора, — проговорил я. — Рад был повидаться.
За собственными проблемами отчим, похоже, и не заметил, что испарился раздражитель в виде Бори. А если и заметил, его совершенно не тронуло, что мальчишка ушел из дома и непонятно как живет. Но, может, и к лучшему, что он не сует свой нос в наши дела.
Ну а мне прибавилось размышлений. Все еще непонятно, что с Наташкой, теперь и отчим застыл в неизвестности, и за него было тревожно. Похоже, он и правда не понимал, во что влип. Я мысленно перебирал варианты и ни одном не мог остановиться.
— Что думаете с торговлей? — спросил я, просто чтобы отвлечь его от панических мыслей.
Василий перевел на меня абсолютно пустой взгляд, дернул плечами.
— Буду на «Волге» ездить без прицепа, — ответил он. — С прицепом гаишники задалбуют. Но ниче, по двести тысяч чистыми получается. Это на грузовик собирать чуть больше месяца, еще же жить на шо-то надо.
— А магазин не хотите открыть? — подбросил ему идею я. — Грузовик, конечно, дело хорошее, но такая торговля будет актуальна еще год в лучшем случае. Все как поедут с таким же товаром, и что? К тому же грузовик гайцы останавливают. А если не магазин открывать, то несколько точек с вещами.
Отчим почесал в затылке и выдал:
— Не! Я бы — лучше продуктовый на рынке. Люли едят всегда, и мы будем всегда с деньгами. Или еще лучше — взять большой участок у сели, растить свиней и курей. И на рынке продавать потом.
Я мотнул головой.
— Перекупом быть выгоднее. И труд не такой адский.
Не хватало, чтобы он маму в деревню перевез и поставил на лопату, вон как у него глазки загорелись при мысли о своем хозяйстве. Мама, хоть выросла и в селе, но всю жизнь провела в квартире, а дача — так, для души. Там огород копал отец, а уже лет с двенадцати — я.
— К тому же вы — человек предприимчивый и хваткий, у вас должно хорошо получиться. Только возле центрального рынка не надо ничего открывать, там большая конкуренция, а вот у нас в поселке — к лету вполне можно. Отдыхающие понаедут, будешь им фрукты продавать.
— Да сколько там тех отдыхающих, — проворчал он.
— Будут, — улыбнулся я.
А ведь и правда, почему бы не попробовать организовать трафик людей? Пляж у нас не то чтобы супер, но нормальный. Горы, парк, винзавод — красота! Достаточно с одноклассниками поговорить, узнать, кто готов сдавать за деньги — и вперед. Осталось придумать, кто будет этим заниматься в Москве. Сейчас-то ни нормальных отелей нет, ни даже флигелей, а тут место пока непопулярное, и куча площадей простаивает. Можно сделать туристическую мекку.
Люди после Союза пока не избалованы отелями, где олл инклюзив, и, если предложить им что-то подобное за вменяемые деньги, люди поедут. Не просто поедут — косяком попрут.
Пока еще реально за три копейки купить песок и засыпать нашу лагуну, как сделали в Турции на многих пляжах. Ну и договориться с администрацией поселка об аренде пляжа. Когда раскрутится, его у нас, конечно, отожмут, зато красота будет. Да, и еще можно земли накупить прямо на пустыре, гостиниц понастроить. И, помимо платных, сделать льготную для малообеспеченных. Лучше даже детский лагерь сделать. Или приют для детей, вон, сколько бездомных подвержены внушению и хотят меняться к лучшему. Вопрос, где взять персонал и столько денег.
Нужно узнать, есть ли какие-то государственные программы поддержки благотворительности. Насколько знаю, в нашей стране в девяностые заинтересованы только в том, чтобы ободрать заинтересованное лицо. Желательно — и кожу ободрать, на сумочки сгодится.
Ну и главный вопрос, кто будет управляющим, на кого оформлять все это богатство. Первой на ум пришла Анна Лялина, у нее все по полочкам, порядок в душе и мыслях. А оформить можно и на меня, а мама выступит как мой представитель. Ну, или на Наташку. Как раз, когда все будет готово, она достигнет совершеннолетия.
Это года на три работы. Но пока можно приманить людей в частный сектор. Отключением воды их не напугать, туалетом на улице — тоже. Граждане Союза не были избалованы пляжным отдыхом. Море есть, и это главное. Осталось придумать, кто этим будет заниматься в Москве, собирать народ. На ум приходил только отец Лекса-крепыша. Пока дети в летнем лагере, родители могут отдыхать рядом. Надо будет с ним поговорить.