Сперва вошла тетя Ира под руку с угрюмым Толиком, за ними — бабушка. Я зашагал к ним, провел к столу, принял свертки. Тетя Ира, не глядя мне в глаза, поцеловала в щеку и сразу убежала к столовым приборам. Раскрасневшийся Толик долго тряс мою руку, поздравлял и говорил, как все круто.
Я отметил, что пришел Дрек и физрук, оба в костюмах, при полном параде. А вон химичка замерла в сторонке, не зная, что делать. К ней подбежала рыженькая официантка, начала объяснять правила.
Где же Вера? Придет ли она? Вон и классная наша Еленочка с огромной математичкой, смутившейся, будто девочка. Еленочка подбежала ко мне, расцеловала.
— Пашка, ты с ума сошел? Это же пир на весь мир! Вот уж не ожидала!
Такого пира не ожидал, похоже, никто, все оделись скромно… Все, кроме Кариночки… И Веры. На ней было голубое, под цвет глаз, платье. Кариночка вырядилась в леопардовый брючный костюм с плечами, как у чабана.
— Дорогие гости! — прозвучал усиленный микрофоном Наташкин голос. — Берите угощения, рассаживайтесь за столики. Пожалуйста, не стесняйтесь!
Слушая ее, я неотрывно смотрел на Веру. Удивление на ее лице сменилось спокойствием, глаза засияли, как подсвеченные солнцем кусочки льда. Сжав плечо Кариночки, она указала на меня, улыбнулась. Кариночка развела руками, выражая крайнюю степень восхищения, а мне стало не по себе. Неуютно стало и захотелось спрятаться, как маленькому.
На выручку пришли Каретниковы, увели меня в угол. Тетя Лора протянула коробочку, говоря:
— Павлик, мы очень счастливы, что у нашего сына такой друг! Возьми, пусть он тебя защищает.
В коробочке был серебряный крест с цепочкой.
Я обнял тетю Лору, сразу же надел цепочку, и только сейчас в воцарившемся гуле проступил усиленный микрофоном голос Наташи:
— Где же виновник торжества? Павел! Иди сюда. Скажи пару слов гостям!
Я подошел к трибуне, взял микрофон, нашел взглядом Анну Лялину с младенцем, Лидию, окруженную детьми.
Все слова, которые я готовил, показались вычурными и фальшивыми, как цыганские безделушки. Не это нужно сказать, совсем другое. Пусть мои слова и прозвучат странно.
Глава 29
Взрослый праздник
Здесь собрались все взрослые, кого я хотел бы видеть, кроме Канальи (надеюсь, он приедет позже) и деда, у которого не получилось вырваться, но он обещал взять недельный отпуск и появиться в начале марта.
— Друзья, — проговорил я и взял паузу.
По залу носились Ваня и Светка, Бузя строил из себя взрослого и пытался их приструнить. Послушались они только Лидию, взявшую обоих за руки. Я продолжил:
— Я не просто так сказал это слово. Вы действительно мои друзья. Еще год назад мне казалось, что учителя нас мучают, занимаются принуждением, но недавно понял, что тому, какими уже стали и какими станем, мы обязаны вас. В каждом из нас частичка вашей души, спасибо за это и за то, что вы пришли.
— Это тебе спасибо! — крикнул физрук, словно был поддатым, и поднял бокал с шампанским, но пить никто не спешил, и он смутился.
— Мама и Василий Алексеевич! Бабушка, тетя Ира и Анатолий — семья. Мы очень разные, но это не помешало нам быть вместе и поддерживать друг друга. И отдельное спасибо человеку, благодаря которому состоялся этот праздник. Он сейчас в Москве, это мой дедушка Шевкет Эдемович Джемалдинов.
Все знают, что у меня крутой дед, вот пусть и думают, что банкет за его счет. Я продолжил:
— Каждый человек — не только он сам, но и люди, которые его окружают. Вы — мой мир и моя вселенная, и не только это. Каждый из вас делает добрые полезные дела. Может быть, они не видны сразу, но, если каждый сделает что-то хорошее, то и мир станет лучше. Необязательно изобретать что-то грандиозное — новый двигатель для космического корабля, лекарство, которое спасет миллионы. Если каждый сделает что-то хорошее, то не только вокруг вас, но и в принципе мир станет лучше. — Я поднял бокал с газировкой. — За вас, ведь если бы не вы, не было бы праздника. За добрые дела, и пусть мир станет лучше.
Странное ощущение, будто это не я говорил, а слова сами рождались и лились, и все внимали с интересом, а потом подняли бокалы и загудели, принялись чокаться. Кто-то уже сидел за столом, кто-то стоял. Кто набирал еду, тот на время оставили свое занятие и слушал меня.
Ко мне подошли Илона Анатольевна с физичкой, наперебой начали поздравлять, но я поднял руку.
— Спасибо! Успеете. Сначала отдыхайте, расслабляйтесь, разговаривайте.
Зазвенела посуда. Федор Афанасьев включил музыку — это были «Битлы», они никого не раздражали и создавали приятное настроение.
Первым опустел лоток с оливье, потом — с сосисками. Быстро растащили сырную нарезку и копченую колбасу. Лишь спустя десять минут, когда гости воздали должное другим блюдам и расселись, официантки Аня и Яна наполнили пустующую посуду, поставили шампанское на каждый столик и две бутылки — на стойку, которую облюбовали директор, физрук и Инночка-математичка.
Гости так увлеклись едой, что я попросил Аню и Яну немного оставить гостям, которые припозднились, это Каналья и Андрей… хотя нет, Андрей вон он идет.
Престарелый зять шагал, подергиваясь, спрятав руки в карманы. Войдя в кафе, остановился, закрутил головой. К нему бросилась Наташка, а я отметил, что Андрей похудел чуть ли не вдвое — все-таки разлука с любимой ему тяжело далась. Мама сидела спиной и его не замечала, увлеченная банкетом. А вот бабушка, что, естественно, соседствовала с ней, Ириной и Толиком, заметила, напряглась и подалась вперед. Андрей встретился с ней взглядом и втянул голову в плечи. Наташка взяла его за руку и потянула за собой. И тут случилось странное: он расправил плечи и зашагал за ней, занял единственное свободное место за столиком напротив бабушки, потом встал, упершись в столешницу, и усадил на это место Наташку.
Мама с отчимом развеселились и раскраснелись от бокала шампанского, уставились на него с интересом. Бабушка что-то сказала — видимо, обидное, потому что Ирина накрыла ладонью ее руку. Андрей мужественно стерпел, положил руки на плечи Наташки и заговорил, будто бы обращаясь к бабушке.
Надеюсь, про беременность он пока ничего не расскажет — незачем им знать раньше срока и портить нервы Натке. Чтобы не начался сыр-бор, я проигнорирован директора, направившегося ко мне от стойки, и поспешил к ним, встал чуть в стороне и навострил уши, готовый вмешаться.
— Какой замуж, когда ей всего шестнадцать? — возмущалась бабушка. — А тебе сколько, Ромео великовозрастный⁈
— Любви все возрасты покорны! — огрызнулась Наташка.
Раскрасневшаяся мама приложила ладони к пылающим щекам. Андрей очень спокойно заговорил, его волнение выдавало лишь подергивающееся веко.
— Поверьте, я мне было непросто решиться на этот разговор, я знал, что столкнусь с осуждением. Но правильнее быть честным. И, прося ее руки, я демонстрирую серьезность своих намерений. Я люблю Наталью, обязуюсь ее жалеть, оберегать, заботиться о ней.
— Чтобы она тебя, старика, потом досматривала? Хороша забота! — съязвила бабушка.
Андрей не стал обижаться и спорить.
— Я мог бы не приходить, так мне было бы спокойнее. И я сейчас уйду, раз беседа не ладится. Но послушайте, пожалуйста. Я понимаю, что у нас огромная разница в возрасте и даю отчет, что старюсь, когда Наташа становится все красивее и ярче. Что будет потом? Я не знаю, как любой из нас не знает, сколько нам отмерено. Может, я умру через пару лет. Но одно знаю точно и готов поклясться, что, если стану для нее обузой, то освобожу Наталью от своего присутствия, даже если она будет против, повинуясь чувству вины. А пока позвольте нам побыть счастливыми — не только мне, но и ей, потому что чувство у нас взаимное.
Его слова звучали пафосно, но я был уверен, что он искренен и именно так и поступит.
— Да, — кивнула Наташка. — Я тоже тебя люблю. И не говори так!
Бабушка заметила меня, тяжело вздохнула, махнула рукой и отвернулась от Андрея вместе со стулом. Мама же, которая тоже влюблена, была, похоже, солидарна с дочерью. Ирина и Толик делали вид, что происходящее их не касается, и ковыряли еду в тарелках. Толик не выдержал, поднялся вроде как за добавкой и увлек за собой Ирину, но Андрей не стал садиться на освободившееся место.