— Беспредельщики, — резюмировал Илья.
Меня насторожило выражение «формальный лидер».
— Погодите. Если есть формальный лидер, значит, имеется и неформальный. Кто он?
— Двоюродный младший брат, подполковник милиции Егор Славинов. Понятно, что всю грязную работу делает Петр, причем чаще всего чужими руками, но информацию и наводки ему дает Егор. Говорят, он уж очень сладко спит и сытно ест, значит, имеет с этого неплохой доход.
Только сейчас я заметил: кто кулаки сжаты так сильно, что ногти впились в ладонь. Пришлось немного расслабить пальцы.
— Нельзя это так оставлять. Ну, что пришли средь бела дня, ограбили, хозяев избили…
Леонид Эдуардович грустно улыбнулся и продолжил:
— В апреле прошлого года «Славяне» выкрали двенадцатилетнего сына некого Филимонова, который занимался фермерством: выращивал клубнику в теплицах, а также разводил скот и кур. Прознав, что у Филимоновых есть деньги, банда решилась на похищение. Сумму запросили небольшую, 2000 долларов, но отец семейства пожадничал и написал заявление в милицию. Парня освободили, троих членов банды арестовали, они получили от трех до пяти лет. Славинов, который непосредственно в похищении не участвовал, остался на свободе.
Хотелось воскликнуть: «Ну вот, видите» — но я почуял подвох и промолчал. Каретников продолжил:
— Спустя два месяца Славинов и приближенные к нему подельники поехали в сауну, а затем в ресторан — как оказалось, чтобы быть на виду и обеспечить себе алиби. В ту же ночь сгорел дом Филимонова, где находилась его семилетняя дочь, двенадцатилетний сын, жена, свекровь. То есть все они погибли, а хозяина семейства нашли повешенным на дереве в огороде. На теле имелись множественные ссадины и следы пыток.
— Беспредел, — кивнул я. — И что дальше?
— Семья Филимоновых перестала существовать, — пожал плечами Каретников. — Все знали, кто за этим стоит, всю банду задержали. Но никого не смогли расколоть. Почуяв безнаказанность, «Славяне» разошлись на полную. На их счету четыре похищение, причем, получив выкуп, заложников отпускали в целости и сохранности, два рейдерских захвата, незаконное завладение имуществом.
— Типа черные риелторы? — уточнил я.
— Да. Ищут дома, где живут одиночки или старики, заставляют подписать договор купли-продажи, камень к ногам — и в море.
Слов, кроме матерных, не нашлось, а ругаться при Леониде Эдуардовиче было неуместно, и он продолжил развивать тему:
— Допустим, я напишу заявление, троих налетчиков закроют, но остальные-то останутся. Они точно попытаются отомстить за подельников и устроят показательную казнь. У нас может сгореть квартира, могут исчезнуть Илья или Ян, либо мой изуродованный труп найдут на помойке. Думаешь, наши жизни — достойная плата за возможность отомстить?
Он, конечно, все правильно говорил, но я отказывался смиряться, каждая клеточка организма вопила, что так нельзя. С моими близкими — нельзя, я не допущу такого! Сдохну, но найду правильное решение, и плевать, сколько на это времени уйдет. Каждый должен получить по делам его.
— Какова численность группировки? — уточнил я.
— Доподлинно неизвестно, сколько там участников. Минимум десять вооруженных человек. Периодически кто-то садится в тюрьму, кто-то выходит. Славинов кукловодит, подполковник его прикрывает.
Леонид Эдуардович посмотрел на меня пристально. Встал, положил руки мне на плечи и заглянул в глаза.
— Что ты задумал, Павел? — Он легонько меня встряхнул. — Не вмешивайся! Не смей! Они нам все равно не по зубам. Переживем. — Каретников окинул взглядом квартиру. — Правда не стоит из-за видика и сломанного ребра рисковать жизнью. Все, забыли.
— Хорошо, — кивнул я.
В идеале сделать бы так, чтобы беспредельщики сами приползли извиняться, все починили и принесли новый видик. Но Леонид Эдуардович прав: я слабее, а если враг сильнее, остается одно: быть коварнее и умнее. А значит — собрать максимум информации о враге и потом думать и принимать решения, а лучше — ждать удобного случая.