— Вот козел, — прошипела Наташка.
— Думала, с ума сойду, аж слегла. Как раз в майские праздники, ко дню рождения подарочек, — говорила мама, будто не слыша ее. — До последнего надеялась, что поздравит меня. Не поздравил. А потом, как в тумане — выпускные экзамены, вступительные в медучилище. Лето, поступление, море… и как-то полегчало. А в сентябре за мной стал ухаживать Рома. В гости ходил, цветы носил. Яркий парень, милиционер, маме он нравился поначалу.
Мама смолкла, и Боря спросил:
— Ну а этот… Леонид который, он что?
— Как сейчас помню: Новый год, мамин день рождения, все у нее, и Рома тоже. И тут приходит Лёня с цветами. Побледнел, в глазах слезы… И бежать оттуда. Что это было, я так и не поняла. Друзья сказали, что он так меня проверял.
— Тупо, — фыркнула Наташка. — Придурок неадекватный твой Лёня. Кто так делает?
— Жалеешь? — спросил я.
Мама пожала плечами.
— А смысл? Если бы все сложилось с ним, вас бы не было.
Я не удержался, спросил:
— Ма, а если бы тебя вернуть на двадцать лет назад, ты дождалась бы его?
Мама грустно улыбнулась, обняла Борю и Наташку и, немного подумав, качнула головой.
— Нет. Вас бы тогда не было. Да и смысл думать? Все равно этого не случится никогда.
Промелькнула мысль о том, сколько не родится людей из-за моей деятельности и сколько появятся новых граждан. Первый такой человечек — будущий ребенок Анны Лялиной.
Боря отстранился, Наташка стиснула маму в объятиях, хлюпнула носом и проговорила, зажмурившись:
— Так проверять любящую девушку — издевательство, вот что я скажу. Лёнька — козел.
Мама сперва напряглась, но вскоре расслабилась, принимая неожиданную ласку ершистой дочери.
— Где он сейчас? — спросил я. — Знаешь?
— В Марьинке, машинами занимается, и ремонтом тоже. Живет богато.
Я подумал, что холодным вечером, когда за окнами ревет стихия, мы стали близки друг другу как никогда и посмотрели на тех, с кем долго жили бок о бок, другими глазами.
Дальше мы играли в домино и разговаривали, разговаривали, разговаривали — что случилось впервые в нашей семье. Раньше взрослые предъявляли претензии и раздавали подзатыльники, потому любой праздник в кругу семьи превращался в пытку. Чтобы мы вот так по-человечески общались, я и не припомню.
Мама делилась воспоминаниями из детства, как они хулиганили с Ириной и воровали у соседей сливы, а один раз совершили диверсию, отвязали и отстегали хворостиной соседских коз за то, что те объедали молодые абрикосовые деревца, посаженные у забора. Козы убежали в лес, их искали сутки, но нашли. А главное — дед и бабушка поворчали, но никого не выпороли!
Этот ураган принесет много горя горожанам, но и пользу он тоже принес — впервые я, да и Боря с Наташкой почувствовали, что у них есть семья, а мама — это не досадная помеха, призвание которой — портить нам жизнь, а тоже человек, она была школьницей, хулиганила, дружила и влюблялась, радовалась и страдала.
— Десять вечера, — прокричала мама, стараясь перекрыть рев ветра, который стал особенно сильным. — Может, попробуем спать? Авось утром ветер ослабнет, я на работу пойду, вы — в школу…
— Ма, ну какая школа? — проворчала Наташка, разочарованная очередным проигрышем, кивнула на окно. — Страшно смотреть, что там ветер наворотил. Посносил, наверное, все.
— Тепла нет, никто не пустит нас в холодные классы, — поддержал ее я.
Порыв ударил в стекло, оно зазвенело, но удержалось. Наши окна должны уцелеть. Но в этой реальности все немного по-другому, я ничего не знаю наверняка, могу лишь примерно догадываться. Но если вдруг что-то пойдет не так, придется забивать окна одеялами, а самим ночевать в прихожей или в ванной, чтобы ничего в голову не прилетело, мы все-таки на втором этаже, и такой риск есть.
Дом скрипел, скрежетал, казалось, что он вот-вот развалится, и стены — ненадежное укрытие. Стоит разойтись стихии, и становится ясно, что человек — никакой не царь природы, а дрожащая пылинка на ладонях вечности. Опустится ладонь на ладонь — и нет тебя.
Где-то совсем рядом зазвенело разбитое стекло. Возможно, у соседей справа за стеной донесся женский визг. Боря спросил:
— Это ветер выдавливает стекла⁈
— Возможно, — ответил я. — Но скорее их что-то разбивает. На улице все летает, и это смертельно опасно.
— Не видно. Жаль, — опечалился Борис.
— Не вздумай ходить смотреть, — осадила его мама. — Опасно!
— Все равно темень и ничего не видно. Завтра посмо…