Боря сбивчиво рассказал, что случилось.
— Я же говорила! — воскликнула сестра. — Что она скоро узнает. Вот баба дурная. И что, она там и сидит?
Судя по шороху одежды, Натка говорила, раздеваясь.
— Полседьмого вечера, пусть домой валит! — продолжала сестра.
Боря что-то прошептал, и Натка заявила нарочито громко:
— Ща выйду, фак покажу им в глазок — не фиг шпионить.
— Ната, не чуди, не усугубляй конфликт, — посоветовал я.
Темноту разрезал свет фар. Медленно-медленно с нашим домом поравнялась темная «Волга», и я разглядел, что она не черная, а бордовая, причем крыло более светлое, а багажник — темнее всего кузова. Фары потухли, машина остановилась, но мама не спешила оттуда выходить.
Выглянув с балкона в спальню, я крикнул Борису и Натке:
— Шухер!
Рванул в прихожую и прошептал брату:
— Мама приехала вместе с ним. Сидят в машине прямо под домом!
Сестра накинула куртку, сунула ноги в ботинки.
— Надо предупредить. А то будет побоище.
Наташка рванула на улицу, я — на балкон, Боря остался у двери. Бабкины окна выходили во двор, что происходит на дороге, она и обманутая жена видеть не могли. Оставалось молиться, чтобы вслед за Наташкой не побежала наша гостья.
Мама молодец, мало того, что закрутила роман с женатым, так еще и он живет в одном с нами селе, где все друг друга знают. Где ее мозги?
Впрочем, это вопрос риторический: любовь нечаянно нагрянет, и вот тогда всему… конец.
Тем временем «Волга» завела мотор, выпустила маму, развернулась, заехав в выезд во двор и сдав назад. Мама не двигалась, провожая взглядом любимого. В этот момент к ней выбежала Наташка, размахивая руками. Деталей было не разглядеть из-за темноты.
Донесся возглас Бори:
— Бли-и-ин!
Он ворвался в мамину спальню с выпученными глазами.
— Эта баба только что ломанулась из квартиры! — И бросился на балкон, свистнул, привлекая внимание мамы и Наташки, чиркнул себя по шее, замахал руками.
Только бы обошлось без членовредительства! Я прижался лбом к стеклу, чтобы лучше видеть, что там. Борис засобирался на улицу, вырывать маму из лап разъяренной фурии. Мама-то у нас беспомощная, ударом на удар ответить не сможет. Зато Наташка может. С одной стороны, хорошо, что она там, с другой…
Появился третий силуэт, ринулся к маме и Наташке. Захотелось зажмуриться, но я смотрел. Силуэты застыли друг напротив друга в напряженных позах. Окно открывать было нельзя из-за ветра, и голоса я не слышал. Хорошо хоть разговаривали они не на повышенных тонах, это внушало надежду, что обойдется без драки.
Чуть в стороне замаячила бабка, у которой отсиживалась обманутая жена, и Борис, не решающийся подойти. Так простояли они около минуты, а может, и меньше, и всей процессией направились к подъезду.
Фу-ух, вроде драка отменяется, но конфликт не исчерпан, а, похоже, перенесен в нашу квартиру.
Первой вошла мама, напуганная и маленькая, с бегающими глазками, как у пойманного за руку воришки. Второй — обманутая жена, прямая, как палка, с плотно сжатыми губами. Она была почти на голову выше мамы, сойдись они врукопашную, маме бы не поздоровилось. Женщины остались раздеваться в прихожей, Натка и Борис скинули обувь и юркнули в зал, чтобы не толпиться в прихожей.
Нервничая, мама чуть не упала, когда стягивала сапог. Гостья резких движений не делала, изучала квартиру, а нас будто бы не замечала.
На всякий случай я протиснулся в кухню, собрал в ведро все острые предметы, закрыл крышкой и вынес. Как я и думал, женщины прошли туда. Не удержавшись, я сказал:
— Очень надеюсь, что вы взрослые люди, и обойдется без насилия.
Гостья смерила маму презрительным взглядом.
— Похоже, дети все знают, да? И покрывают тебя. Это крайняя степень бесстыдства!
— У мужа своего спросите, откуда мы обо всем знаем, — огрызнулась Наташка из спальни, Боря на нее шикнул.
Мама хлопнула дверью кухни. Наташка прошептала:
— Ножи, блин!
Я молча снял крышку с ведра, и Наташка размашисто перекрестилась. Мы расселись по кроватям и замерли, навострив уши. Подслушивать нехорошо, но не когда это вопрос жизни и здоровья.
Донеслось неразборчивое бормотание, причем говорила в основном гостья — сперва спокойно, потом в ее голосе появились просящие интонации. Мама что-то буркнула в ответ — видимо, невпопад — и обманутая жена заголосила:
— Ты молодая, красивая, другого себе найдешь! А я? Мне сорок шесть лет! У нас семья, а у вас… — неразборчиво, — Трое! Думаешь, он с этим смирится? Ты у него пятая жена будешь! Думаешь, он остановится? — Всхлип. — У нас дом, хозяйство, взаимопонимание!