Будущий отчим сразу же воспрянул, расправил плечи, усы его задвигались. Выпустив нас из квартиры, он вошел и принялся разуваться.
Его бордовая «Волга» припарковалась на месте, где стоял «Запорожец» покойного Стрельцова, уперлась носом в кладбищенский венок с фотографией деда — молодого, бравого, улыбчивого.
Как же много в последнее время смертей!
Погода наладилась, и мы опять стали собираться у шелковицы за десять минут до уроков. Раньше наша группа так заручались поддержкой друг друга, набиралась сил, чтобы противостоять всему миру, теперь же это перешло в разряд добрых традиций, как и ежедневный полдник в школьной столовой.
Так из преследуемых мы превратились в правящий класс, и сразу в школе стало легче дышать.
Первыми на место встречи пришли мы, потом приехали Димоны, Памфилов, Мановар и Меликов, параллельно к школе направилась по тротуару толпа из Верхней Николаевки: и ученики, и учителя. Прошли Кариночка и Вера Ивановна, которая, лишившись дома, жила во времянке богатой географички.
Подтянулись Илья и Ян, чуть позже — Лихолетова. Увидев вдалеке спешащих к нам Алису и Гаечку, мы медленно направились к школе.
Девчонки настигли нас только в школьном дворе.
— Стойте! — крикнула Гаечка таким тоном, словно кто-то тонул, и надо было срочно спасать.
Естественно, все замерли и повернули головы. Размахивая руками, Саша подбежала к нам, спросила, тяжело дыша:
— Вы знаете, да?
— С Карасем плохо? — предположил Илья.
— Опять кто-то умер? — свел брови у переносицы Борис.
— Вера Ивановна! — выпалила Саша.
По моей спине прокатился холодок, но быстро схлынул, и Меликов озвучил то, что я недавно видел:
— Умерла? Бред, я с ней в автобусе ехал.
Гаечка помотала головой.
— Не умерла! Она отрабатывает последние дни и уезжает на север, — сказала Саша похоронным голосом.
— Откуда знаешь? — прищурилась Лихолетова.
— Стих сочинила, ей показала. Разговорились…
В отличие от других учителей, Вера Ивановна дружила с учениками и не отказывала им в советах. Одиннадцатиклассники, у которых она была классной руководительницей, часто ходили к ней домой и делились тем, чем не могли поделиться с родителями. Гаечкина соседка по парте, Аня Ниженко, которую выгнали из дома, у нее жила, пока Верочка изыскивала связи и средства, чтобы бедолаге сделали аборт — это было в той, неслучившейся реальности.
— Каринка ее обижает? — воскликнула Лихолетова.
— Да нет, просто загрустила наша Верочка, потеряв жилье, — вздохнула Гаечка. — Надо ее отговорить, а то вернут Джусиху или поставят какую-нибудь новую дуру.
— Да, — прогудел Чабанов. — Самая классная училка.
— Согласен, — подвел итог Илья. — Надо придумать, как сделать так, чтобы Верочка осталась…
Звонок застал нас на улице, и мы всей толпой рванули в раздевалку, условившись поговорить об этом в столовой на большой перемене. Я снова и снова ловил себя на ощущении, будто в душе натянулась струна и вот-вот оборвется. Однозначно, Веру надо остановить.
Два урока я думал об этом, как и о том, что сегодня надо наконец отправить деду письмо с фотографиями разрушений и статьей про ураган, позвонить ему, московским парням, особенно — Алексу, у отца которого наверняка есть связи. Поднять проблему, рассказать, что люди остались без крова, и никто ничего не делает. Но прежде надо побеседовать с Верой Ивановной, узнать, какую ей обещают компенсацию, дабы не сыпать обвинениями голословно.
Когда прозвенел звонок на большую перемену, вся наша группировка как по команде встала из-за парт, наскоро собралась и отправилась в столовую. О Вере Ивановне мы заговорили, только когда купили себе кто сосиску в тесте, кто пирожок с чаем, я — кекс с кефиром.
— Какие будут соображения? — спросил я, глянув на присоседившуюся и развесившую уши Желткову.
Сперва выслушаю друзей, потом поделюсь планом.
— Надо с ней поговорить, — сказал Илья решительно. — Переубедить.
— Типа я не говорила! — воскликнула Гаечка. — Аж расплакалась, но это не подействовало. Ну неужели ей у Карины так плохо? Карина-то добрая.
Меликов шумно поскреб в затылке, сморщил нос и выдал:
— Скинуться ей на жилье? Я готов тысячу, если че.
— И я готова! — вызвалась Гаечка. — Тоже тысячу. Мне без нее будет грустно.
Лихолетова развела руками:
— У нас ваще голяк теперь. Все померзло. Но пятьсот рэ найду, на булочках сэкономлю.
— И мы найдем по штуке, — сказал Чабанов. — Заработаем.
— И я! — с готовностью ответил Памфилов.
— Какая, интересно, зарплата у учителей? — задумчиво потер подбородок Илья. — Двадцать тысяч? Тридцать?