Заглянув в учительскую и убедившись, что Верочки там нет, я подождал, когда прозвенит звонок на урок, и шестиклассники, пришедшие во вторую смену, отлепятся от подоконника, оперся на него пятой точкой и принялся ждать.
Проходящие мимо учителя здоровались со мной, но ничего не спрашивали.
Веру Ивановну, окруженную ученицами десятого класса, я не сразу заметил — девчонки в большинстве своем были выше и здоровее нее. Они что-то возбужденно ей доказывали и увлеклись настолько, что пропустили лестницу и дошли аж до учительской. Глянув на меня и кивнув, Вера Ивановна остановилась. Прижав к себе журнал и обхватив его руками, она улыбнулась, шевельнула губами — девчонки рассмеялись и разошлись, а она юркнула в учительскую.
Вышла она минут через десять — в небесно-голубом пальто в пол, стоптанных туфельках, в руках была персиковая сумочка, вокруг шеи обвивался шарф такого же цвета. Не глянув на меня, она побрела по коридору.
— Вера Ивановна! — окликнул ее я и поспешил следом.
Учительница обернулась, на лице ее застыл вопрос.
— Я хочу с вами поговорить от всего нашего класса, — сразу перешел к делу я, она нахмурилась.
— Ну, давай, говори.
Мы с Ильей решили, что лучше мне одному с ней разговаривать, чтобы лишние уши ее не смущали, а сам Илюха был так себе переговорщиком.
Посмотрев на ее утомленное лицо, я вдруг понял, что ученики ее замучили просьбами не уезжать, и еще одна будет некстати, потому сказал:
— У меня есть для вас сюрприз, он тут, недалеко.
Тщательно скрываемое недовольство сменилось любопытством.
— Что ты задумал? — осторожно поинтересовалась она. — Надеюсь, ты не собираешься меня похищать.
Я приложил руку к груди.
— Боже упаси! Все более чем законно.
Мы начали спускаться со второго этажа по лестнице, и я замолчал, а продолжил уже на улице, указывая на дом Ильи.
— Нам нужно пройти туда.
Вера Ивановна приподняла уголки губ.
— Там вы собираетесь в подвале, где я ночевала, да? — Она мотнула головой. — Точно попахивает похищением. Не пойду. Вон ты какой вымахал, я ж не отобьюсь.
Почему-то сделалось… странно. Горячо, волнительно, ярко. Нечто похожее испытывал я-взрослый, когда робел перед женщинами… не просто перед женщинами, а перед теми, что сильно нравятся. Стало неловко перед самим собой, я стушевался, собрался оправдываться, что ничего такого не планируется. Но перед глазами была картинка, как я ее похищаю, тащу, и к щекам приливала кровь…
Вера Ивановна по-доброму улыбнулась и сказала:
— Да шучу я, шучу! Что ты хочешь мне показать?
— Если скажу, сюрприз перестанет быть сюрпризом.
— Надеюсь, приятный, — проговорила она настороженно.
— Ну а как иначе? — улыбнулся я.
— Заинтриговал! Идем скорее! — Ее глаза заблестели, как у маленькой девочки за десять минут до нового года, когда Дед Мороз кладет подарки под ёлку.
Мы зашагали к Илюхиному дому. И я все-таки решил поднять волнующую всех тему. А вдруг ошибаюсь, вдруг никто Веру Ивановну не упрашивал остаться, и, если вся школа сделает это, ее сердце дрогнет?
— Мы очень не хотим, чтобы вы уезжали, — сказал я на ходу. — Вы — лучшая учительница в школе, и вас любят.
— Я тоже вас люблю. — Она остановилась. — Привыкла к вам, душой прикипела. Но…
«Все слова до слова „но“» — вертелось в голове, но я молчал, ждал, когда она заговорит.
— Жить на птичьих правах во флигеле без туалета и кухни, они в большом доме — это испытание, согласись?
— Да уж, — сорвалось с моих губ.
— Карина Георгиевна, конечно, хорошая и добрая, но чужой человек на кухне со временем будет раздражать.
— Полностью согласен, — сказал я.
— Свой дом я потеряла, — Верочка сморщилась, будто от боли. — Он восстановлению не подлежит, да и нет у меня на это денег, а обещают копейки.
— Сколько? — спросил я, возобновляя движение.
— Сто пятьдесят тысяч. Это только закупка камня и оплата труда рабочих. Может, на шифер хватит старенький — я считала. Но у меня и печь развалена, и крыши, считай, нет, да и ты видел, из чего построен этот дом. Нет смысла его восстанавливать. А в Сыктывкаре двушка стоит закрытая, и в той школе меня ждут и еще помнят такие же ребята, как вы. Мечта жить на юге оказалась несбыточной. — Она развела руками. — Да, дети просят остаться, сердце кровью обливается. Но — как? Жить у Сванидзе долго нельзя. Снимать дорого.
К этому моменту мы подошли к нужному подъезду, я зашагал к нему, а Верочка следом не спешила, заподозрила неладное. Пришлось возвращать и морально готовить ее:
— Вы знаете, что такое репетиторство?