Положив две тысячи на землю и придавив камешком, чтобы ветром не унесло, я поехал домой и всю дорогу думал о странном узбеке с русской душой. Допустим, он не соврал. Военный в СССР — человек кочевой, вот отца Алишера и мотало по стране. Мальчишка ходил в русскую школу, общался с русскими, перенимал их повадки, а когда вернулся в Узбекистан, вдруг почувствовал себя там чужим. А здесь его считают чужим из-за национальности. Но ведь это ничего не значит, если он хороший человек и грамотный специалист.
Я-взрослый общался с разными людьми и заметил одну закономерность: чем более развиты люди, тем сильнее стирается то, что называют национальным колоритом. То есть продвинутый человек любой национальности ему-мне был ближе и понятнее, чем дворовый русский гопник.
А что Алишер с мозгами — яснее ясного. Что касается двух тысяч, это явно меньше, чем стоит человеческая жизнь.
Кстати, о птичках. Я просил Лидию сходить в органы опеки и узнать, что нужно для усыновления детей. После этого мы виделись, но я не поинтересовался, какие новости, а она промолчала. Так что еще немного накуплю консервов и сладостей детям, и заеду к ним.
На дачу я попал в начале пятого. Все были дома. Дети прокрастинировали над учебниками, Лидия на кухне готовила рисовую кашу с тушенкой. Кухня находилась ближе к выходу, чем спальни, и я пробрался туда незамеченным.
Увидев меня, Лидия вздрогнула, чуть ложку не выронив, я приложил палец к губам, выгружая консервы: сардины в масле, кильку в томатном соусе, а также картошку, морковь и лук.
— Вы сходили в органы опеки? — спросил я.
Она грустно кивнула и ответила:
— Усыновить детей не позволяет жилплощадь. Мне даже опекунство не дадут!
— А за взятку? — поинтересовался я.
Лидия уселась на табурет, вся съежилась, ноги поджала и прошептала виновато:
— Я не умею. Просто язык не поворачивается, это ведь преступление! Нет, не могу. Хочу — и не могу. — Она закрыла лицо руками.
— Ладно, вместе сходим. Я тоже не особо умею, но… Но что большее преступление: дети, замерзающие на улице, или — взятка? Я думаю, первое. Государство не может позаботиться о маленьких гражданах и другим не дает. Вообще грустно это, конечно.
— Сходим — и что? — с надеждой спросила Лидия.
— Что-нибудь решим. Время такое, что за деньги можно все. Не только скверное, но и полезное и правильное.
— Когда? — воспрянула Лидия.
— Через неделю. На этой всем будет не до того. Кстати, печь рабочая?
— Да, растопили пару раз.
— Отлично. Свечи я купил. Дрова вы запасли. Найдемся через неделю.
Вечером была обычная тренировка в спортзале, теперь мы отрабатывали ударную технику. Ближе к ночи позвонил Игорь из интерната, попросился к нам на тренировку. Я сказал, что раньше, чем через неделю, они проводиться не будут. Поужинал картошкой с грибами, лег спать и всю ночь просыпался, прислушиваясь к заоконным шорохам, но на улице была тишина, ни лист не шелохнулся.
Вторник прошел спокойно и планово. Бабушка успела отправить в Москву огромную партию товара. Мама принесла вести, что сотрудники задумались над продажей акций, но ответ дадут только завтра.
Но завтра поставило крест на моих активностях.
Ночью я проснулся от грохота. Вскочил и заметался по комнате — почудилось, что стреляют. Остановился, когда ветка вишни хлестнула в окно, загрохотало уже дальше. Донесся свис и вой, будто тысячи демонов вырвались из Преисподней.
Началось.
Глава 3
Береженого бог бережет
— Что-о такое? — прохрипел Борис, заворочался в кровати и накинул одеяло на голову.
Я прошлепал на кухню — показалось, что кто-то скребется в окно, выглянул, не включая свет. Окна выходили на север, ветер швырял в стекло сорванные листья и мелкий мусор, со скрежетом качались придорожные тополя, вишни бились в окна будто в истерике — впустите! Впустите нас! Нам страшно, мы не хотим замерзнуть и оледенеть!
Как хорошо, что напротив нашего окна — молодые гибкие вишенки. Со стороны подъезда — Абрикосовое дерево, не помню, устоит ли оно. А возле другого подъезда — старая шелковица, вот ей придут кранты.
Включив свет, я глянул на часы: было начало четвертого ночи. Темень стояла — глаз выколи. Порыв ветра ударил в стекло — оно застонало, донесся свист. Я отшатнулся. В той реальности наши стекла уцелели, но я сомневался, что в этой будет так же. Береженого бог бережет.
Мама и Наташка спали, Боря тоже уснул, а я натянул одеяло до подбородка и готовился к апокалипсису. Норд-Осты — явление, для наших краев обычное. Но столь разрушительные, как тот, что грядет, входят в историю, их помнят долго.