- Немцы переправляются. Наш участок форсирования меньше двух километров. На воде ведут бой разведчики Подгорбунского и пехотинцы из триста пятидесятой дивизии генерала Вехина.
Катуков поглядел в бинокль.
- Бой на воде! - прошептал командующий.
Параллельные потоки солдат обстреливали друг друга. Немцы с лодок били из автоматов, их артиллерия и пулеметы, укрытые в дамбе, вели огонь по тому участку реки, где перебирались на запад наши разведчики. Бойцы знали, на что шли: передовым доставалась каждая пуля на воде, каждая мина в минных полях на берегу, их в упор расстреливали из дзотов. Молодые солдаты бросались во взбудораженную взрывами снарядов и мин воду, по которой уже плыли тела убитых друзей; новичков вели опытные воины, попробовавшие и днестровской, и бугской водицы.
Переправа шла на подручных средствах. Этим высоким термином обозначалось и бревнышко, которое мог оседлать солдат, кусок деревянного плетня и вообще все, что попадалось под руку. Веслами служили приклады автоматов, хотя их и приходилось частенько подымать из воды, чтобы убрать назойливого немецкого стрелка. С каждого бревна, с каждой лодки, с каждого коня солдаты вели прицельную стрельбу по противнику, отделенному от них лишь десятками метров водной глади.
Внимание Катукова привлек один из разведчиков - Вася Никитин, боец отряда Подгорбунского. Невдалеке от нас он сорвал бинты, повесил на шею автомат, на пояс гранаты и кинулся в воду.
Никитин был знаменитым пловцом, и сейчас он был уверен, что даже раненым вплавь скорее достигнет берега, чем с неуклюжим плотом или заметным бревном. Наступил вечер, и Вася, видимо, рассчитывал, что незаметно проскользнет на желанный левый берег. Но его выдал лунный блик, отразившийся на оружии. Трассирующая пулеметная очередь накрыла бойца. "Убили", - ахнул Катуков. И вдруг метрах в 15 -20 вынырнула Васина голова. Он плыл медленно: вторая рана и потеря крови ослабили бойца. Еще рывок, снова пулеметная очередь, и голова опять исчезла под водой. И снова Никитин вынырнул - уже под береговыми кустами!
Немецкий пулемет из дзота дал трассирующую пулеметную очередь по переправлявшимся.
- Что делают, а!..- сквозь сжатые зубы произнес Катуков.- И помочь людям, кроме них самих, никто не может! Нечем.
Вдруг на том берегу грянул взрыв гранат, потом раздалась длинная автоматная очередь, и проклятый дзот, обстреливавший переправу, замолк. "Никитин действует, наверняка он", - понял я. У воды мы увидели майора В.Н. Мусатова. Он скинул с себя одежду и вместе со взводом разведчиков под огнем вражеских автоматов поплыл на помощь тонувшим товарищам.
Через полчаса разведчики вернулись. Раненых положили в блиндаже, куда перешли и мы. "Лейб-медик" фельдшер Арсентий принялся за перевязки.
Бомбежка затихла. Катуков сел, закурил.
В блиндаж быстро вошел пожилой офицер - Павел Лаврович Павловцев, секретарь партийной организации полевого управления, ветеран ленинской партии и сугубо гражданский человек. Еще в годы НЭПа он окончил Институт Красной профессуры и работал секретарем Белгородского окружкома и Курского горкома, а перед войной - в ТАССе. "Старик", как его прозвали, отличался завидной смелостью, удивительным умением стать близким любому солдату и душевной чистотой.
- Разрешите доложить, что опергруппа штаба расположилась в военном городке Демба. Связь с Михаилом Алексеевичем налажена. - У Павловцева была негласная привилегия называть Шалина по имени-отчеству. - Считаю необходимым доложить особо: местные жители предложили своими силами и средствами организовать полевой госпиталь. Большая группа рабочих предложила помощь в строительстве мостов; заготовлено сорок лодок и канаты для парома.
- Это нам очень нужно сейчас! Все переправочные средства сюда, немедленно! - приказал Катуков.
- Есть проводники, которые могут указать проходы через минные поля. Прихватил их с собой. Среди них - ксендз.
Заметив, что последние слова нас удивили, Павловцев пояснил:
- Да, да, ксендз, священник! Он, оказывается, прихожан в костеле поучал: следите, где немцы минируют, пригодится.
- Любопытно. Где ж этот диковинный ксендз?
- Сейчас будет, товарищ член Военного совета.
Минуты через две перед нами предстал мужчина средних лет с приятным интеллигентным лицом. Вместо длинной сутаны на нем ладно сидел обыкновенный костюм. Только католический крест на груди выдавал необычную профессию ночного гостя.
- Вы правда ксендз? - спросил Катуков.
- От сана не отказываюсь.
- Почему вы помогаете нам?
- Вас это удивляет?
-Да!
- Вы спасаете мир от сатаны и ужасов апокалиптических. И, кроме того, я поляк и люблю Польшу.
- Вы действительно знаете минные поля на том берегу?
- Я, моя прихожанка Екатерина Стефанович и ее сын Николай готовы указать вам проходы.
- Михаил Ефимович, поручим это дело Павловцеву, а?
- Согласен.
- Павел Лаврович, переправьте их на ту сторону реки и захватите с собой саперов.
После ухода поляков пошли берегом к Махуву, где предполагалась ночевка.
Справа и слева гремели орудия; мириады светящихся пунктиров трассирующих пуль, разрывы сигнальных ракет, мертвое зарево осветительных бомб походили на своеобразный гигантский фейерверк. Сверху сыпались вражеские бомбы и осколки собственных зенитных снарядов.
Подбежал лейтенант:
- Товарищ командующий! Вам пакет от начальника штаба армии.
Подсвечиваю плоским фонариком, пока Михаил Ефимович разрывает засургученный пакет и начинает читать вслух:
- "На флангах армии обнаружены значительные силы противника. Особенно справа - на фланге корпуса Гетмана..." Карту! - лейтенант развернул карту."...между Тарнобжегом и излучиной Сана". Кириллыч, смотри, вот где! "Разведка сообщает, что слева находится одна танковая и одна пехотная дивизия". Я это сегодня почувствовал: не успел Мелец проскочить - по мне из танка выстрелили. Решил кое-что предпринять и, значит, не напрасно... Ждем, гости дорогие!
Катуков достал из кармана огрызок простого карандаша. Никакого другого "орудия письма" командующий не признавал.
"Доложите начальнику штаба фронта,- писал он Шалину, подводя итоги дня: плацдарм захвачен, форсирование идет успешно. К утру на плацдарме будет вся армия".
Среди ночи мы уловили резкие удары полупонтонов о воду. "Один... второй... третий... Сейчас будет паром",- считал Катуков. Были видны мчавшиеся к берегу на бешеном ходу грузовики, подгоняемые криком командира: "Скорей! Еще скорей!". Невероятный поворот у самой кромки (или, по-военному,- у самого уреза) - и металлический полупонтон слетел прямо в воду. Только его подхватили руки саперов, как у уреза развернулась следующая машина. Саперы скрепили полупонтоны в понтон, два понтона в паром, к нему прицепился черный трудяга-катерок, и полсотни тонн груза поплыли к западной пристани - эстакаде. Не прошло и десяти минут, как "тридцатьчетверки" рванулись вдоль берега, уничтожая огневые точки врага. Переправы работали всю ночь с предельной нагрузкой и на максимальной скорости: при таких бомбовых ударах иначе нельзя. Гвардейское спасибо понтонерам полковника Я.А. Берзина!
Но и противник действовал оперативно. Бомбежка не уменьшалась. Проклятая луна! На воде все видно. Вой сирены смешался с гудением "юнкерсов". На бреющем полете прошли они между берегами, внимательно осматривая водную гладь и "украшая" ее серебристыми султанами вспенившейся воды. Работа легкая - зенитки молчат, ястребков тоже нет, и через несколько минут бомбовозы улетели. Паром разбит, машина затоплена, кругом тела убитых и раненые.
- Химика! - гремит Катуков.
Полковник В.И. Рязанов вырастает на голос командующего.
- Где твои люди? Дымку, дымку давай! Окуривай днем, ночью, да пошире, километров на пятнадцать. Чтобы они из-за твоего дыма переправу не обнаружили! Не стесняйся!
Вид у Рязанова смущенный: он будто чувствует себя виноватым за бомбежку.
- Дымку дадим, товарищ командующий. Сколько нужно, все дадим. Шашек сэкономили - до Берлина хватит!
Уже не первый раз в тот день услышал о Берлине. Сразу за пограничным столбом столица Германии начала казаться солдатам и офицерам близкой оперативной целью. Вот даже химики шашки "для Берлина" экономят.