Сам же Лиорен свято верил, что отнимать жизнь у другого разумного существа – бесчестнейшее деяние. Положение обязывало его уважать чужие воззрения, какими бы шокирующими они ни казались ему, прошедшему суровую школу тарланского воспитания. Однако традиции кромзагарцев Лиорена просто коробили, и он ничего не мог с собой поделать.
Постаравшись поскорее поменять тему разговора, Лиорен спросил:
– А почему после драки вы забираете раненых и лечите их, а убитых оставляете там, где они упали? Мы знаем, что вашему народу известно кое-что о медицине, о целительстве, так почему же вы оставляете мертвых непохороненными – ведь это создает дополнительный риск распространения болезни среди населения, и так уже зараженного чумой? Зачем вы подвергаете себя этой совершенно ненужной опасности?
Больной был крайне слаб. Кожа его почти целиком была усеяна чумными бляшками. Несколько мгновений Лиорен не верил в то, что кромзагарец сумеет ему ответить, и даже в то, что он слышал вопрос. Однако абориген неожиданно заговорил:
– Разлагающийся труп действительно опасен для тех, кто проходит мимо. Но страх и опасность необходимы.
– Но зачем? – упорствовал Лиорен. – Чего вы добиваетесь, намеренно подвергая себя страху, боли и опасности?
– Мы приобретаем силу, – прошептал кромзагарец. – На время, на очень краткое время мы снова ощущаем себя сильными.
– А мы за очень краткое время, – заявил Лиорен с уверенностью целителя, располагающего всеми средствами медицинской науки Галактической Федерации, – сделаем так, что вы будете ощущать себя сильными и здоровыми безо всяких драк. Ведь вы же хотите жить в мире, без войны и болезней?
Неизвестно, откуда вдруг взялась сила в этом умирающем теле. Больной вскричал:
– Никогда, никогда на памяти ныне живущих не было такого времени, чтобы не было войны и болезни. Даже наши предки такого времени не помнили. А истории про времена, когда разрушенные ныне города были заселены здоровыми и счастливыми кромзагарцами, теперь рассказывают только для того, чтобы усмирить маленьких голодных детей, которые скоро вырастут и смогут драться и больше не станут верить этим выдумкам.
Вам следует покинуть нас, незнакомец, – тихо продолжал больной. – И дать нам жить так, как мы жили всегда. – Кромзагарец приподнялся на носилках. – Мысль о том, чтобы войны совсем не было, так страшна, что смириться с ней невозможно.
Лиорен задавал и еще вопросы, но больной, хотя и пребывал в трезвом уме и вообще пошел на поправку, не желал с ним разговаривать.
Лиорен нисколько не сомневался, что в ближайшее время будет найдено средство для медикаментозного лечения болезни, которой страдали более десяти тысяч кромзагарцев. Однако в душу врача закрадывались сомнения: стоило ли спасать вид, воюющий только тем оружием, которым его обеспечила эволюция, только потому, что лишь в драке получал возможность ощутить удовольствие? Строгие правила схваток, которыми руководствовались дерущиеся кромзагарцы, ни в коей мере не делали сами схватки менее варварскими. Да, аборигены не дрались со слабыми противниками, с детьми и с немногочисленными стариками, но лишь из-за того, что в подобных поединках почти отсутствовал риск и такие поединки, судя по всему, приносили слишком мало удовлетворения. Лиорен радовался, что в его обязанности входило только лечение ран и что ему не нужно было заниматься лечением исковерканной, на его взгляд, психики кромзагарцев.
И все же бывали случаи, когда Лиорен, стараясь отвлечь больного от удручающих мыслей о собственном плачевном состоянии, рассказывал ему о межзвездных путешествиях и Галактической Федерации. Лиорен говорил о том, какие удивительные, какие разнообразные формы может принимать жизнь, пытался вбить в головы аборигенов мысль, что они обитают на одной из многих сотен планет, населенных разумными существами. Конечно, по образованию и уровню знаний кромзагарцы очень уступали Лиорену, но от природы были восприимчивы и умны.
Интересно, что во время прослушивания рассказов Лиорена у больных кромзагарцев резко улучшалось состояние, и тогда тарланин гадал: будет ли страсть аборигенов к войне, к рукопашным схваткам удовлетворена за счет треволнений мирной жизни? Однако больные наотрез отказывались – не хотели или не могли (воспитание не позволяло) – рассказывать о себе подробнее, говорить о социальном поведении, моральных ограничениях, о чувствах, питаемых к тем или иным предметам, – вернее, такое происходило лишь тогда, когда больной был тяжело болен и плохо владел собой.
На самом деле Лиорен так толком и не знал, как чувствуют себя его пациенты, ибо на привычный для любого врача вопрос «как вы себя чувствуете» здесь никто не давал ответа.
«Ргабвар» должен был прибыть через двое суток, и Лиорен решил отправить самых разговорчивых больных в Главный Госпиталь Сектора для обследования и лечения, и еще он решил проконсультироваться со старшим медицинским сотрудником «Ргабвара».
Доктор Приликла был цинрусскийцем, представителем единственной в Федерации цивилизации эмпатов – существ, улавливающих чужие эмоции.
Лиорен попросил, чтобы встреча состоялась на медицинской палубе «Ргабвара», а не в переполненном карантинном отсеке «Веспасиана» – по причинам как практического, так и личного характера. Уровень фонового эмоционального излучения пациентов на «Веспасиане», несомненно, был крайне высок и очень огорчил бы доктора Приликлу. Лиорен считал, что нет ничего дурного в том, чтобы сочувствовать коллеге. К тому же на корабле-неотложке будет удобнее поделиться с эмпатом своими сомнениями по поводу кромзагарцев и будет больше надежд, что эти сомнения не достигнут ушей подчиненных, – так рассуждал Лиорен. Он твердо полагал: руководителю, для того чтобы добиться уважения и повиновения подчиненных, следует во все времена демонстрировать уверенность.
Вероятно, тех же взглядов придерживался и эмпат, но скорее всего Приликла на расстоянии уловил эмоциональное излучение Лиорена, верно проанализировал его и согласился на то, чтобы встреча прошла наедине. Лиорен был благодарен, но не удивился. Это так естественно – стремиться свести к минимуму излучение своих неприятных эмоций, – тогда другие тебе ответят тем же.
Цинрусскиец разместился на уровне глаз Лиорена над одним из смотровых столов – крупное, но при этом невероятно хрупкое насекомое, кажущееся сравнительно небольшим только по сравнению с внушительными габаритами Лиорена. Из трубчатого, покрытого хитином тела торчало шесть ног толщиной с карандаш, еще четыре более тонкие передние конечности и четыре пары широких радужных, почти прозрачных крыльев. Приликла медленно поднимал и опускал крылья, что позволяло ему неподвижно парить над столом с помощью подсоединенных к его тельцу устройств, создающих невесомость. Только на Цинруссе, где атмосфера была необычайно плотна, а сила тяжести составляла всего лишь одну восьмую от стандартного показателя, у летающих насекомых мог развиться разум, появиться цивилизация, и они смогли освоить межзвездные перелеты. Лиорен не знал ни одной расы в Федерации, которая не считала бы цинрусскийцев самыми красивыми изо всех разумных существ.
Одно из узких отверстий в изящной, изогнутой яйцеподобной головке Приликлы издало последовательность мелодичных трелей и щелчков, которые в переводе прозвучали так:
– Благодарю тебя, друг Лиорен, за излучаемые тобой дружественные чувства и за радость, доставляемую мне первой встречей с тобой. Кроме того, я улавливаю излучение сильных эмоций, природа которых позволяет мне предположить, что цель нашей встречи носит скорее профессиональный и неотложный характер, нежели сугубо личный. Я эмпат, но не телепат, – негромко добавил Приликла. – Тебе придется рассказать мне о своих тревогах, друг Лиорен.
Лиорен вдруг почувствовал раздражение из-за того, что его собеседник так часто обращается к нему, употребляя слово «друг». В конце концов Лиорен был руководителем операции по спасению населения на Кромзаге, хирургом-капитаном Корпуса Мониторов, а Приликла – всего лишь гражданским Старшим врачом в Главном Госпитале Сектора. Раздражение Лиорена оказалось настолько сильным, что эмпат задрожал всем телом и парение его стало куда менее ровным. Тут Лиорен понял, что, сам того не желая, применил против Приликлы оружие, к действию которого эмпат беззащитен, – эмоции.