Эту информацию пару минут назад нашел Глеб, а Миронов теперь с удовольствием воспользовался ей.
Отец Сони какое-то время молчал, пытаясь переварить слова капитана, а потом сжал зубы. Его руки задрожали сильнее, а голос осип.
— Как вы можете? — с отвращением выплюнул он. — Как вы так можете?!
Дыхание сбилось. В выцветших глазах смешались ужас и ненависть.
— Где вы были в ночь с пятого на шестое апреля четыре года назад? — Дамир не страдал эмпатией и на эмоции подозреваемого не отреагировал. — В тот день, когда ваша дочь исчезла из дома.
Миронов не повышал голос. Не истерил. Он словно говорил на непринужденную тему с соседом, а ярость, что исходила от собеседника, отскакивала от него, не причиняя никаких неудобств.
Мужчина же начал тяжело заглатывать воздух. Влада нахмурилась. Метнулась к столу, налила ему стакан воды и протянула, стараясь не замечать недовольный взгляд напарника.
— Успокойтесь, — тихо произнесла девушка. Ее голос тоже подрагивал, а пальцы тряслись, сжимая холодное стекло. — Мы просто зададим вам пару вопросов. Ответьте, пожалуйста, где вы были, когда Соня пропала?
Но Ладышев помощь не принял. В ярости он размахнулся и ударил Владу по рукам. Та дернулась. Стакан полетел в стену и разлетелся на осколки. Некоторые из них больно резанули девушку по коже, из-за чего та непроизвольно охнула.
Со стороны Дамира послышался странный хмык, а Ладышев вдруг окончательно вышел из себя.
— Не смейте! — зарычал он. — Не смейте упоминать имя моей дочери своими грязными ртами! Она была единственной, слышите, единственной радостью в наших жизнях!! А теперь ее нет!! Теперь мы с женой не живем — мы существуем!! Доживаем!! И при этом вы пытаетесь сказать, что в смерти Сонечки виноват я?!
— Прошу вас, успокойтесь.
Александр не слышал никого и ничего вокруг. Мужчину захлестывали эмоции, и, не будь он скован наручниками, без драки в допросной вряд ли бы обошлось.
— Вы можете посадить меня, — голос его хрипел от недостатка воздуха, а в глазах лопались капилляры, — мне плевать! Моя жизнь уже давно разрушена, и мне все равно, где подыхать — на воле или за решеткой. Или думаете, я не знаю, что вам все равно на справедливость!? Главная цель — избавиться от висяка! Да плевать! На здоровье! Все, что я скажу, будет бесполезно для таких, как вы! Жалкие, продажные, бездушные! Вы даже не достойны зваться людьми, не то что полицейскими!
Влада слушала гневную речь Ладышева и никак не могла понять, что за чувства сопротивляются внутри. С одной стороны, девушка сильно сомневалась в причастности Александра к убийствам. С другой, понимала, что все ее сомнения — результат сочувствия к жалкому, сломанному человеку. И проявляется это сочувствие, только когда она видит его перед собой. Стоит выйти за дверь и снова вчитаться в дело, как подозрения вернутся. И не без оснований.
Нельзя дать себя обмануть.
Девушка на автомате сжала неожиданно взмокшую ладонь и посмотрела на Дамира. Того ядовитые фразы задержанного не смущали. Он пропускал мимо ушей жестокие слова и оставался спокойным.
Это и подействовало на Александра больше всего. В конце концов, он понял, что не может никого задеть, и сипло закончил:
— Я больше не скажу ни слова. Я буду молиться, чтобы вы сдохли в муках. Просто за то, что посмели предположить подобное…
Он поднял скованные руки к лицу, для чего ему пришлось наклониться немного вперед. Из глаз по сухой коже текли слезы.
Дамир сложил на груди руки, выпрямился и достал коротко завибрировавший телефон. Прочитал что-то на экране, хмыкнул. Протянул его Владе, а сам уставился на подозреваемого.
Ладышев отнял лицо от ладоней, поймал взгляд капитана и замер, а Миронов, казалось, даже не моргал.
Исаева вернула телефон напарнику и не смогла стереть с лица выражение шока. Информацию, которую прислал Глеб, сложно было переварить быстро. Особенно учитывая, что несколько минут назад она была почти уверена, что они задержали не того человека.