Перед уставшими глазами мелькали блики, но гнев мешал соображать адекватно.
Папе и дяде бы точно не понравилось.
— Я его убью, пусти меня! — Исаева рвалась со всеми силами, на которые была способна, и Дамиру пришлось снова перехватить ее за талию, чтобы девушка ненароком не вывернула себе плечи. — Какой к чертям майор?! Серьезно?! Вот эта инфузория, которая умеет только прикрываться папашиной задницей?! Майор?!
— Закрой рот, — Дович перестал скалиться.
Слова его задевали. Это было так же очевидно, как то, что Влада была права: майором за собственные заслуги Герман стать не смог бы.
— Что, папаша кого надо в задницу поцеловал?!
— Закрой рот, я сказал!
— Я сейчас тебе рот закрою!
Спокойствие Довича оказалось шатким. Удивительно, но речь Исаевой вынудила и его выйти на эмоции — гнев девушки отразился на лице Германа, словно в зеркале. Но справился майор с ним быстрее.
Исаева же мысленно попросила у напарника прощения и силой впилась ногтями в его запястья. В больной ладони вспыхнул пожар, но девушка лишь зашипела и рванула вперед в надежде, что капитан ослабил хватку.
Ошиблась. Болезненно стиснув зубы, Дамир не отпустил ее и грозно рявкнул:
— Уймись, Исаева!
Влада вздрогнула, но не смогла сдержаться и предприняла очередную, уже более слабую попытку вырваться.
— Угомоните подчиненную, капитан Миронов, — Герман прищурился и снова усмехнулся: — Я к вам, вообще-то, по делу, а вы тут церберов на цепях не держите.
Влада задохнулась в очередном приступе злости, а Дамир отмахнулся от слов гостя, словно тот был надоедливой мухой. Рывком развернул девушку по кругу, чтобы она оказалась к нему лицом, а майор остался за спиной.
— Влада! — он говорил уже тише. Пытался успокоить ее, не срываясь. — Прекрати. Хватит, слышишь меня?
Девушка пыталась вслушаться в смысл его слов. Но не могла справиться с собой так просто.
— Как я могу прекратить? Как? — голос сорвался на унизительный визг. Это немного отрезвило, и несколько секунд она тяжело дышала, прежде чем продолжить: — Дамир, ему же плевать на все! Он про службу в полиции не знает ни черта, кроме длины форменной юбки у какой-нибудь стажерки! А уже майором стал?! И имеет право голоса?! Серьезно?! Представляешь, сколько еще людей может из-за него погибнуть!?
Девушка слушала саму себя, и внутри снова заколыхался слабый огонек глупой надежды: может, под влиянием ее истерики Дович действительно поймет, что творит? Может, передумает?
— Вообще-то, — Герман кашлянул, вынуждая бывшую напарницу замереть, — я хотел сказать, что могу одобрить ордер. И принять доказательства.
Девушка осеклась. Дамир, который все еще смотрел на нее, прищурился. Его губы сжались в тонкую бледную нить, а на скулах под грубой небритой кожей заходили желваки.
Он медленно обернулся, не убирая одну руку с плеча напарницы. Но та удивилась настолько, что и не думала вырываться.
— Что? — выдохнула она пораженно. — Что ты имеешь в виду?
— Я серьезно. — Влада молилась, чтобы издевательский блеск в почти черных глазах Германа ей только чудился. — Я же не дурак. Ладышев вполне тянет на убийцу, хоть и надо еще поработать, чтобы доказать его вину. Пока ваших отчетов более чем достаточно, чтобы задержать его до выяснения обстоятельств.
Он многозначительно замолчал, а Дамир медленно процедил:
— Тогда какого черта, майор, вы только что говорили комиссии обратное?
И снова это его обращение по званию прозвучало, словно оскорбление. Дович скривился, но быстро взял себя в руки.
— Я просто знаю, как все можно исправить, — уголки губ Германа тронула презрительная усмешка. Он быстро ее скрыл и снова стал театрально серьезным.
— И как же? — дернул бровью Дамир.
— У меня, знаете ли, прежде была очаровательная напарница…
Влада замерла. Она уже поняла, что Дович выплеснет на них какую-нибудь грязь, и теперь пыталась заранее подготовиться. Считала до десяти и делала все возможное, чтобы не сосредотачиваться на словах.
— Я очень дорожил ей. Учил всему, что знал сам, — продолжал тем временем тот, — а она взяла и предала меня. Написала жалобу. Попыталась завести дело. Представляешь, капитан?