— Валяй.
Ладышева задело пренебрежение. Он прищурился, но все же начал привычную исповедь. Правда, читал ее сквозь сжатые зубы и следил за каждой эмоцией капитана:
— Потому что я стал тем, кто увидел насквозь прогнившее нутро человечества, — медленно вещал он. — Людям при рождении дается чистая, легкая душа. А они с каждым годом чернят ее похотью и грехом. Рвут на части и ставят кляксы. Я увидел это на войне. Там все гнилые…
Нет, даже ради времени Дамир не готов слушать это.
— А по-моему, тебе просто голову отбили.
Ладышев осекся. Ему не нравилось отсутствие страха в темных глазах Дамира. Его раздражало, что даже ярость немного погасла.
И был только один способ разжечь ее снова.
Только один.
— Твой дружок говорил мне то же самое.
Слова достигли цели, и Дамира будто ударили под дых. Гнев залепил все вокруг красными всполохами, и только мысль о Владе не давала сорваться с места раньше времени.
Он не может ей рисковать. Не может.
— Вы глупые. Вы все глупые! — счастливый от результата, продолжал убийца. — Лишь я и мой сын знаем истинную цену души. Знаем, как освобождать ее. Вы считаете меня преступником? Да я ваша единственная надежда!
— Ты — наша единственная заноза в заднице… — голос Влады отрезвил Дамира.
Капитан посмотрел на девушку и с облегчением понял, что та, наконец, пришла в себя. Даже говорить начала, хотя половина слов тонули в сбитых вздохах. Каждое движение причиняло ей боль, из-за чего Влада морщилась и кусала губы.
— Не двигайся, — пошевелив губами, приказал он ей, не произнеся при этом ни звука.
Влада согласно моргнула и притихла, прекращая болезненные попытки шевелиться.
— Какая она сильная, верно? — Ладышев даже не посмотрел на Владу, продолжая бороться взглядами с Дамиром: — Я таких сильных прежде не встречал. Мне не терпится полюбоваться ее очаровательным сердечком. Уверен, оно отягощено всего одним грехом.
— Замолчи, — предупреждающе процедил Дамир.
Капитану казалось, что из-за вспышки гнева он потерял счет минутам, и это выбивало из колеи.
— А что «замолчи»? — удивился Врачеватель. — Ты же уже все знаешь.
— Другой вопрос — откуда знаешь ты? — сплюнул капитан, а потом посмотрел на Глеба: — Хотя о чем это я…
— Да, мой сын невероятно умен!
Гордость, засквозившая в голосе Ладышева, вынудила Миронова заскрипеть зубами.
— Знаешь, я ведь раньше считал его плодом греха. Ведь я был уже женат, когда зачал его другой женщине. И глуп. Не знал, что он окажется единственным способным понять суть моего мировоззрения. Единственным, кому я могу завещать свою веру.
Дамир закатил глаза, не выдерживая очередного потока пафоса, и вздрогнул, заметив, с каким обожанием Глеб смотрел на отца.
Он точно сошел с ума. Он не просто собирался продолжить дело Ладышева, он обожествлял его. Дамир видел это, но никак не мог понять, как Тюрин так долго прятал спятившую сущность за образом примерного и сострадательного друга.
Помешанный ублюдок.
— Отец… — начал парень, не отводя от мужчины восторженного взгляда. — Нам пора заканчивать это. Дамир точно привел за собой хвост.
Миронов мысленно усмехнулся. Конечно, он привел хвост. И, если он не ошибается, хвост будет здесь через несколько секунд.
А значит, время согласиться с Глебом: пора уже заканчивать.
— Ты прав, — кивнул Ладышев, — убери его.
Сказал и двинулся в сторону Влады, словно не было перед ним стеной стоящего Дамира.
Капитан даже опешил от такой наглости, а затем вздрогнул от щелчка, что раздался у его лба. Резко распахнула глаза и дернулась Влада. Дернулся и опешивший Глеб, снова и снова пытаясь спустить курок.
Осечка. И еще одна.
Дамир поднял взгляд. Посмотрел сначала на дуло у переносицы, а потом на растерянного Глеба. Усмехнулся и презрительно хмыкнул:
— Твой отец в тебе сильно ошибся.
— Ты специально его подбросил, — в ужасе выдохнул Тюрин, отступая. — Специально…
Капитан кивнул. Завел руку за пояс и достал другой пистолет. Чужой, но заряженный уже по-настоящему.