Если его работодатель в ЦРУ еще не узнал, что произошло, то скоро узнает. Возможно, голос был бы более снисходительным, если бы он знал, что только вмешательство третьей стороны помешало выполнению контракта. Или, может быть, убийство этих людей обойдется дорого и окажет слишком большое давление на его казначея.
И сделать Виктора обузой, без которой он мог бы обойтись.
ГЛАВА 27
Данил Петренко был так же зол, как и напуган. Его взбесило то, что кто-то осмелится убить его посреди его собственного города, и ужаснуло, что им это почти удалось. В качестве меры предосторожности Петренко держал в руке. 50 калибра Desert Eagle, когда он расхаживал по своей квартире, выкрикивая приказы или просто выражая свое разочарование и тревогу. Его лейтенанты вызвали каждого человека, находящегося под его контролем, и заставили их спешить в его резиденцию, чтобы обеспечить защиту. Если бы тот, кто атаковал раньше, попытался снова, у них была бы небольшая армия, чтобы пройти.
У него были люди снаружи здания, в вестибюле, охранявшие лифты и входную дверь. Шестеро самых крупных и подлых бандитов Петренко находились с ним в самой квартире. Все были вооружены. Все окна были заперты, все жалюзи и шторы задернуты, каждый свет был включен, а свечи были поставлены и зажжены в каждой комнате на случай отключения электричества, как в прошлый раз. Как и сам Петренко, его люди были на взводе, зная, что всего за несколько часов до этого трое из них были убиты в результате беспощадного штурма.
Помимо его людей, которые теперь выполняли роль охранников, на улицах было больше людей, которые стучали в двери и щелкали пальцами, пытаясь выяснить, кто стоит за нападением и почему. Все другие преступники, которых он знал, или полицейские, которым он заплатил, выполняли свою часть работы, некоторые из страха, другие потому, что боялись потерять доход, если Петренко убьют. Мотивы Петренко не имели значения. Все, о чем он заботился, были результаты.
Ливанский ублюдок не стоял за этим. Для Петренко это было совершенно очевидно. Он видел выражение глаз Ямута, когда они перебрались через окно ванной на ненадежный уступ. Никто не мог подделать такой ужас.
Прошло около трех часов с тех пор, как он бежал из Европы со своим единственным выжившим человеком. Его квартира представляла собой пентхаус десятиэтажного дома в одном из самых дорогих и желанных районов Минска. Он жил со своей девушкой-гламурной моделью, которая заперлась в гостевой спальне, чтобы не мешать Петренко и его людям.
Один из его людей вышел из другой комнаты. В одной руке у него был дробовик, а в другой — сотовый телефон, прижатый динамиком к груди.
— Мне только что звонили снизу, — сказал мужчина. 'Он здесь.'
— Хорошо, — кивнул Петренко. — Пошлите его. Но убедитесь, что у него и его людей нет оружия. И не спускайте с них глаз ни на секунду. Понятно? Ни на секунду.
Пока его человек давал добро охранникам в вестибюле, Петренко плеснул себе в лицо водой, откинул со лба вспотевшие волосы и сделал еще одну толстую полоску лучших в Боливии. Он вытер белый налет с ноздрей, глубоко вздохнул и стал ждать в гостиной прибытия своего гостя.
Через минуту в дверь постучали, и Петренко услышал, как его люди берут ружья и проводят гостя туда, где он сидит. Он встал, как только вошел Томаш Бурлюк. За высоким, красивым, безупречно ухоженным украинцем, ближайшим советником Владимира Касакова, следовали двое телохранителей.
— Данил, — начал Бурлюк и достал ингалятор от астмы. — Что за отсутствие манер?
— Прости, Томаш, но я не могу быть слишком осторожным. Вы не знаете, каково это было для меня. Я чуть не умер сегодня ночью. Я чуть не умер.'
Бурлюк поднес ингалятор к губам и вдохнул, нажимая на механизм. 'Скажи мне, что случилось.'
Петренко плюхнулся на стул. Он пожал плечами и жестикулировал, собираясь с мыслями. «Мы только начали переговоры, когда погас весь чертов свет. Я думал, что это ничего. Может предохранитель. Но не более чем через тридцать секунд мои люди начали умирать. Черт возьми, Томаш, кто-то пытался меня убить. В моем родном городе. Мне пришлось вылезти через окно, чтобы уйти. Послушайте, — он указал на свои запястья, которые были покрыты легкими царапинами там, где его задела разбитое стекло, — я чуть не покончил с собой в процессе.
Бурлюк сунул ингалятор обратно в карман и сел в кресло напротив Петренко. — А Ямут?
'Что насчет него?'
Бурлюк погладил бороду. — Он тоже сбежал?
'Он ушел. Ни один из его телохранителей этого не сделал. Он привел с собой шесть человек. Ты можешь в это поверить? В то время меня бесило такое неуважение, но теперь я должен поблагодарить его. Может быть, если бы он не привел столько мускулов, меня бы здесь не было».
— Где сейчас Ямут?
– возмутился Петренко. «Откуда мне знать и почему меня это должно волновать? Как только мы вышли из лифта, наши пути разошлись. Мы не болтались вокруг, чтобы обсудить организацию поездки. Вероятно, он уже вернулся в пустыню.
— Он был ранен?
Петренко нахмурился. 'Кто трахается? Насколько я знаю, это его вина, что я чуть не умер… Подождите секунду. Может быть, они охотились не за мной, а за Ямутом.
— Этого нельзя знать наверняка, — сказал Бурлюк. — У вас есть враги, не так ли?
Петренко кивнул, но мысли его прояснились. Он сел вперед и сказал: «У меня больше врагов, чем у Бога. Каждый преступник в этом городе хочет моей крови. Но все они справедливо боятся Данила Петренко и того, что я могу сделать с ними и их семьями». Он ударил себя большим пальцем в грудь. «Я король Минска. Любое нападение на мой трон сродни предательству. И любой, кто достаточно сумасшедший, чтобы попытаться узурпировать меня, должен, по крайней мере, иметь рассудок, чтобы нанести удар, когда я наиболее уязвим, а не когда я окружен охраной и в присутствии Ямута и всех его людей.
— Если ты так говоришь, король Данил. Бурлюк слегка поклонился.
— Я рад, что ты согласен, Томаш, потому что я считаю тебя ответственным.