— Не дрейфь, нас не тронут. — Он снова похлопал бойца по плечу, когда вдруг заметил, что тот оседает. — Эй… Гаврош?.. Гаврош!
Сергей увидел на стене расколотую облицовочную плитку в тонких алых брызгах и не сразу решился посмотреть Гаврошу в лицо. Боец был мертв. Он стоял лишь потому, что с одной стороны его держал Сергей, а с другой подпирал угол парапета. Гаврош был мертв — возможно, уже целую минуту.
— Что же это творится… — прошептал Швед, опуская тело на пол. — Господи… Одна пуля… Одна шальная пуля… Спасибо, что хоть это на меня не повесил. Как бы я с таким грехом жил? А?!
В небе загрохотало, но расшифровать ответ Сергей не смог.
Глава двадцать третья
— Ну и где же «Фарватер»? — Михал Михалыч с надменной улыбкой оглядел бойцов, словно это они организовали войсковую операцию. — Где «Фарватер»? — повторил он. — И какой вообще «Фарватер», где они тут воду увидели, остолопы! Крышка «Фарватеру», крышка! — торжественно известил он. — Атака закончилась, не начавшись. Сама Зона остановила этих уродов. Зона! — Михал Михалыч благоговейно посмотрел в близкий потолок, и Швед окончательно понял, что он пьян.
Командир пришел в кубрик, чего за ним никогда раньше не водилось. Соизволил дойти до здания речного порта и спуститься на этаж вниз, где в защищенной от выбросов комнате без окон располагался костяк отряда. Бойцы — и ветераны, и молодняк — вскочили по стойке «смирно» и стояли так уже минут десять, пока Михал Михалыч, протиснувшись между коек в центр кубрика, изливался в победном монологе.
После вертолетной атаки командир двое суток просидел в бункере, никого к себе не пуская. То ли осмысливал произошедшее, то ли просто квасил на радостях — и это, учитывая его нынешнее состояние, было более вероятно. Перед бойцами он появился хоть и не совсем протрезвевшим, но как всегда гладко выбритым — сказывалась старая школа. Она же, офицерская закалка, позволяла ему подолгу выступать перед воинами, не сообщая ничего нового, а лишь накачивая боевой дух.
Новостей между тем за последние два дня было много, и бойцы их знали не хуже командира.
В результате провала войсковой операции в Припяти появились военные, как бы странно это ни выглядело. После жесткой посадки часть экипажей выжили, а некоторые пилоты, даже теряя машины, сумели высадить десантуру с небольшой высоты. Военных уцелело не много, и они сконцентрировались в двухэтажном здании прачечной, наскоро превратив ее в подобие базы. Для этого они разобрали несколько соседних гаражей: забили все окна ржавым железом, а на входе навесили укрепленные ворота.
Появление военных не обрадовало ни диких, ни тем более «Монолит». Коренные обитатели города могли бы прихлопнуть незваных гостей одним ударом, но открытое нападение на их лагерь было бы равносильно объявлению войны всему государству. Для этого у Михал Михалыча кишка оказалась тонка.
— Там была армия, друзья мои, — продолжал он разглагольствовать. — Нам грозила опасность. Но что от них осталось? Горстка испуганных вояк, засевших в прачечной? И этот, как его…
— Полковник Ковальский, — подсказал Самсон.
— Полковник из прачечной! — желчно подхватил командир. — В Зоне только один полковник, это я! И только одна армия — это вы, братья!
«Как удивительно точно разведка Евросоюза угадала с его оперативным псевдонимом, — подумалось вдруг Шведу. — Или Михал Михалыч сам это выудил у Ахмета? Или они все-таки знали, как ему нравится себя называть…»
— Это наша территория, и пришлого люда здесь никогда не будет, — заявил командир. — Зона не допустит этого! У них были устаревшие карты аномалий, ха! Куда они полезли, щенки? На что они надеялись? Хотя Спирт тоже молодец, — скороговоркой добавил он. — Одна гауссовка, один отряд плюс сама Зона — и вот уже нет никакого «Фарватера»!
— Непонятно, как он нами управляет, — шепотом сказал Швед стоявшему рядом Молоту. — Можешь меня сдать хоть сейчас, но я вижу не командира «Монолита», а пьяного прапорщика.
— Сейчас он закончит, поднимемся на воздух, — пообещал Молот. — Там расскажу.
Михал Михалыч упражнялся в пустословии еще несколько минут, потом начал уставать. Ему явно не хватало допинга, но пить при подчиненных он себе не позволял. Быстро завершив выступление и бросив напоследок бахвальское «мы их похороним», он покинул кубрик. Бойцы дружно выдохнули и, не решаясь говорить вслух, принялись обмениваться взглядами. Ветераны постояли с каменными лицами и вышли вслед за командиром.
Швед и Молот подождали еще немного, чтобы ни с кем не столкнуться в коридоре, и тоже отправились на улицу.
— Кто платит, тот и управляет, — неожиданно начал Молот. — Военных талантов у Михал Михалыча нет, но он хороший организатор. После того, как отключили Выжигатель, отряд стал рассыпаться. Раньше группировку что-то цементировало, а потом вдруг перестало. Что-то исчезло такое… что нельзя объяснить словами. А потом появился Михал Михалыч и дал людям веру в себя. Ветераны его за это ценят и прощают ему некоторые странности. А ветераны в «Монолите» — это всё. На них держится наше братство. Как они скажут, так и будет. Но мне кажется… — боец суеверно оглянулся по сторонам, — что раньше было лучше. Отряд был обычной сталкерской группировкой. Добывали хабар, продавали — вот такая была жизнь, простая и спокойная. Денег было меньше, зато была свобода. Потом появилось «О-Сознание», и все пошло прахом. А Михал Михалыч… он спас отряд от распада, собрал его по кускам, но он сделал нас зависимыми. Без него теперь в городе ни одна ворона не каркнет.
Молот был неплохим парнем, хотя подружиться по-настоящему Шведу с ним не удавалось. Впрочем, возможно, сам Молот считал их отношения вполне товарищескими. Во всяком случае, ни от кого другого Сергей таких откровений еще не слышал.
— Тебе этого знать не положено, но я скажу, — проговорил боец, бледнея от волнения. — Некоторые ветераны уже недовольны командиром. Он что-то мутит… у него непонятные цели, а это страшно, потому что любую кашу, которую он заварит, расхлебывать придется нам. Поговаривают даже, что Бродяга не просто пропал, а ушел из отряда. Он и еще несколько человек — Морж, Серп… Все ветераны. Если это правда, то я не знаю, что будет дальше. «Монолит» снова развалится. Это будет катастрофа для всех нас.
— Не преувеличивай, — нарушил молчание Сергей. — В Зоне распалось много группировок, больших и маленьких, небо на землю от этого не упало.
— Ты не понимаешь… Ты попал в «Монолит» другим путем, к нам еще никто так не приходил. Кабан — это Кабан, а мы — это мы. К нам нельзя перевестись из другой группировки.
— Кстати, давно хотел спросить: где вы набираете пополнение, если отряд даже по меркам Зоны считается закрытым?
— На Большой земле, где же еще. В основном из спецуры вербуют, из силовиков. Я вот, например, в ФСКН служил. Залетел по дурости. Брали барыг с партией кокаина, уже расфасованной для розницы. И у меня пара пакетиков к рукам прилипла. — Он смущенно улыбнулся. — Хотел попробовать, просто понять, ради чего люди так рискуют. Кокс — не герыч, от одного разика ничего не будет. На нем же реально весь Голливуд сидит, это не сказки. В общем, стало любопытно, и я взял. А тут как раз подъехала вторая группа с кинологом, и песик меня сразу облаял. С тех пор я собак не очень люблю… Если бы меня мой собственный командир спалил — дал бы в рыло, тем бы и закончилось. А тут чужие поймали, поднялась вонь. В общем, тюрьма мне за это не грозила, но служба закончилась по-плохому. А потом нарисовался человечек, предложил начать жизнь заново.
— Наши истории чем-то похожи, — кивнул Сергей.
— Ну да, ты же из эсбэушников? По идее, тебя должны были сразу к нам взять, ну или хотя бы предложить. Может, не доверяли тебе, проверить хотели… А может, твоя служба у Кабана и была проверкой?
— Типа проводки, что ли? Длиною в месяц?! Ни хрена себе…
— Какой проводки? — нахмурился Молот.
— Ты не слышал? Чтобы попасть в отряд Кабана, нужно пойти семь километров по Зоне с одним обрезом.