Вастра с усилием отводит взгляд от камня:
— А вы много таких жемчужин видели, святая мать?
— Я несколько раз прилетала на Лекраон-Толладек-Адир, чтобы совершенствоваться в духовных практиках, пока ещё верила в такую ерунду, как очищение, медитация, просветление… Именно мистики и направили меня на создание Церкви Безопасности в том виде, в котором она существует. А вывел на них Доктор, — лицо папессы делается задумчивым и даже каким-то нежным, что никак не вяжется с её имиджем, а в глазах дрожат радужные блики от жемчужины. — Думаю, этот камень принадлежал кому-то из могущественных наставников или служителей гармонии.
— Служителей гармонии? — переспрашивает Вастра. Похоже, жемчуг не имеет над ней такой силы, как над нами. Я по-прежнему не могу отвести взгляд, а Романадворатрелундар вообще залипла, как вклеившееся в сироп насекомое.
— Я же говорила, мистики миролюбивые. Они считают, что вселенная управляется силой гармонии и всё на свете подчиняется её законам. Отсюда и растёт их идеология — улучшать всё, чего касаешься, причём не так, как считаешь нужным, а так, как это действительно нужно, ну а не знаешь, как этого добиться — просто не лезь, не увеличивай хаос.
С первой половиной тирады я почти согласна, гармоничность — один из важнейших наших критериев оценки окружающей среды. Но вторая половина явно к нам не относится, ведь далеки слишком хорошо умеют анализировать и просчитывать перспективы любого улучшения и всегда отлично прогнозируют результаты. Потому что далеки идеальны.
Радужные переливы застят взор…
…ну, не совсем чтобы идеальны…
…поднимаю лицо от столешницы. Рядом так же выпрямляется ошарашенная галлифрейка. Таша Лем сидит, вжавшись в спинку кресла, а зелёная чешуйчатая рука мягко поднимается с чего-то, накрытого кашемировой шалью. Ах, да — с лекраонской жемчужины. А что сейчас было?
— А что сейчас было? — дословно повторяет мою мысль Романадворатрелундар.
— По-моему, вы передали святой матери письмо от её сэнсея, — спокойно и серьёзно отзывается Вастра. — Он предвидел текущую войну и нашу нужду и пожертвовал собой, подставившись браконьерам. Иначе Венди, услышав про жемчуг, непременно бы ворвалась на планету силой и навела бы на неё сфероиды.
Жесть. Меня контролировал какой-то камень. Какой-то булыжник из кальция контролировал сознание далека, использовал его, как инструмент!!! Мало мне было ТАРДИС и Хроноса... Однако с жемчужиной следует быть очень осторожной.
— Выходит, каждая из нас получила по сообщению из другого времени на свой манер, — завершает свою речь Вастра.
Мозг ещё скрежещет, но уже начинает потихоньку крутить гайками.
— Каждая?
— Накануне вашего визита мне принесли шкатулку из египетских гробниц, где хранился свиток на моём родном языке, — Вастра вновь садится на своё место. — С легендой о нашей богине войны. Не знаю, какими ветрами текст попал к фараонам и зачем египтяне вообще его скопировали на папирус, с какой целью. Но в примечании переписчика говорилось, что это вроде как повеление из незапамятной древности — пронести предание сквозь время туда, где оно будет необходимо.
Отчего в моей голове шевелятся нехорошие ассоциации? Смотрю в голубые глаза ящерицы:
— И как зовут вашу богиню войны?
Она в ответ вопросительно приподнимает брови и змеино сдаёт назад, маскируя недоумением возмущение.
— Насколько я помню религию силуриан, её имя табуировано, и знают его только особо посвящённые амазонки, — хрипло сообщает Таша. — Дамы, хоть застрелите, но мне нужно глотнуть водки.
— C2H5OH, синтезатор — там, — кивает ей Вастра. Странно, а по моим данным, химические формулы в такой формулировке в её время ещё были не в ходу. Или Доктор, или Стракс постарались, не иначе…
— Далеки не признают концепцию табу, — сообщаю на всякий случай. — Ну так, как её звали? Афина, Морриган, Энио, Сехмет, Хель, Фрейя, Беллона, — кто там ещё из земных богинь тащил на себе функцию войны или мора? — Нанэ, Кали, Сиванму… Дакара?
— Я бы выбрала Сехмет и Сиванму, — с милой улыбкой шипит Вастра, пока Таша Лем нога за ногу ползёт к синтезатору. Она что, всерьёз сказала про водку?! — Но прости, у меня не тот уровень посвящения, чтобы знать имя богини.
Врёт бессовестно мне в глаза.
— Когда мы останемся один на один, ты мне назовёшь имя, которое не знаешь, — отвечаю, дистанционно блокируя синтезатор ровно в тот момент, когда папесса принимается крутить реле. — Или я заставлю тебя его сказать.
— Блядь, Венди! — кулак Лем врезается в погасшую панель. — Твои штучки?!
— Иди к себе в каюту и успокойся, — приказываю я. — У тебя три скарэла… полчаса.
Папесса сплёвывает без слюны в мою сторону и выходит, полыхая гневом. Неужели наконец-то не она меня, а я её из себя вывела?
— Я... пойду с ней, — Романадворатрелундар встаёт, не отводя взгляда от дверного проёма, в котором скрылась папесса, и быстро шагает следом. Мы остаёмся один на один с Вастрой и какое-то время молча глядим друг на друга. Ну, сама ответит, или...
— Я вам не отвечу, Венди, даже если вы поступите со мной так же, как ваши сородичи поступили со святой матерью, — очень спокойно, почти обречённо, говорит эта зелёная чешуйчатая тварь. — Есть вещи, которые более важны, чем страх смерти, и вы сами это знаете.
— Это ведь просто вымышленное существо, — бросаю я на пробу. — Какой резон молчать о нём, объясни-и?
— Для вас вымышленное, для меня вполне реальное, — качает она головой в ответ. — Венди, не важно, во что мы верим — в богов ли, в превосходство ли своей расы над остальными, — важно то, что это даёт нам силы жить и бороться за выживание.
Логично, варги-палки.
— Поэтому я не назову её святое имя тому, кто даже не верит в богов.
— Сложнее всего верить в себя, — усмехаюсь в ответ.
— Ого, какая пропасть даледианской гордыни, — силурианка опять подаётся назад и склоняет голову к плечу по своей змеиной привычке. — Так вы мните себя богами?
— Это не гордыня, — улыбаюсь я без улыбки. — Слово «далек» — это не только анаграмма к «калед», как назывались наши дикие предки, но ещё и «дал-ек» — «равный богам человек», «богоподобный». Мы не давали себе это имя, и наши создатели тоже не выдумали его, а взяли из древнего пророчества — «Табона дэ тьянн-тэл, эск талу бэк калид ульрик та дал-ек». Дословно это означает: “Придёт великая война, и, сокрушив талов, каледы станут богоподобными”. Там ещё дальше про то, как они сотрясут небеса и землю, научатся писать законы мироздания, и тому подобное, в весьма смутных выражениях. Но факт в том, что пророчество исполнилось, а для многих народов Местной группы галактик мы стали богами, как карающими, так и просвещающими. Огроны до сих пор нам поклоняются.
— Я знаю, к чему вы ведёте, — прищуривается Вастра. — К тому, что за образом богини могла стоять обычная смертная женщина. Даже если и так — пусть так, но для меня она богиня. И это так же свято, как для вас — ваша вера в исключительность своего племени. А теперь я хотела бы узнать, что за имя в списке вы упомянули последним?
— Это скарианская тёмная богиня, покровительница войн, мать демонов. Один знакомый называл меня её именем, — отвечаю. — А мы путешествуем во времени, и… Всё может быть, Вастра. Мифы ведь не появляются на пустом месте, — в конце концов, учитывая бесконечный парадокс предопределения, я даже такой вариант готова допустить. — Я не удивлюсь, если ты окажешься прообразом своей богини, Таша Лем — какой-нибудь Сехмет, да и на Галлифрее в прошлом тоже наверняка была богиня-воительница. Вастра, события раскатываются эхом по всему континууму, в том числе в прошлое. Особенно если эти события — часть темпоральной войны… Мне надо подумать, как подключить жемчужину к компьютеру. Идём в мастерскую.
Подбираю камень вместе с шалью. Лучше его пока не разворачивать, чтобы опять не попасть под завораживающие чары перламутра. И уже на самом выходе на плечо мне ложится зелёная чешуйчатая рука.