— Вперёд, — говорю. — Слова — это для землян. Я верю только цифрам и фактам. Докажи свою необходимость реальными формулами, здесь и сейчас. И если какие-то из них до сих пор не были известны далекам, это твои трудности, а не мои.
Романадворатрелундар не из тех, кого можно испугать болью, поэтому унижение перед далеком и страх сделать его сильнее — самое лучшее наказание для галлифрейского президента, какое я могу придумать. И даже если я буду знать все уравнения, которые она напишет, я ни бровью, ни взглядом этого не выдам. Пусть мучается.
Побледневшие губы наконец выталкивают:
— Я не…
— Или доказательство, или блокировка памяти — и вон с корабля, — выслушать её мямлянье я не намерена.
— Хватит! — вдруг кричит она. — Хватит, я напишу!
И, громко всхлипнув, принимается водить пальцем по экрану.
— И учти, я слежу за твоей правдивостью. Почую ложь — блокировка памяти, и вон с корабля.
— Я поняла, — то ли всхлипывает, то ли пытается огрызнуться она.
Молча наблюдаю за процессом появления кругов и чёрточек. Тяжело всё-таки вникать в галлифрейский, у них много чего пишется по принципу «так красивше», а не потому, что правилами прописано. А когда речь о физических формулах заходит, это вообще туши свет. Но всё же разбираться получается, а заодно я всё в памяти откладываю, чтобы потом нашим темпоральщикам передать. Компьютер компьютером, но лучше продублировать всё в собственных мозгах, просто на всякий случай.
Через некоторое время площадь, отведённая под написание, кончается, приходится увеличить рабочее поле. Я ожидала, что расчёты будут большими, но не настолько. И всё это было вычислено в уме. Надо же, почти как далек — всё-таки неслучайно Романадворатрелундар слывёт гением среди своего народа.
Вообще, если я правильно понимаю вырисовывающуюся на экране картину, Романа не солгала, но драматизировала. Эффект якоря от нашей команды действительно должен быть, но для боевой мощности надо что-то посерьёзнее, чем компания дилетанток. Нам нужна этакая бомба вселенского масштаба. Типа Доктора.
— То есть ты считаешь, что вот это должно было меня убедить, — позволив слегка проявиться иронии, интересуюсь я, как только завершён последний символ.
— Я написала правду! — почти с вызовом отвечает она, наконец рискнув на меня поглядеть.
Приподнимаю брови в ответ. Похоже, я заразилась профессиональной болезнью супримов — сарказмом.
— Я вижу, что это корректные вычисления. Но здесь нет той масштабности, которую ты внушила Таше Лем и Вастре. Мы не настолько тяжелы, чтобы удержать Вселенную от краха, а ты заставила их в это поверить. Как можно доверять тому, кто подставляет своих?
— Прости, я больше не…
— Слова, — перебиваю. — У далеков нет концепции словесных извинений, потому что прощение они заслуживают не болтовнёй, а беспрекословным принятием наказания или поступками. Поэтому мы едины, а вы… пожирающий друг друга планктон. Всё это время я пыталась тянуть вас на более высокий уровень, добиться единства — и что имею в итоге? Вы абсолютно бесполезны. Вы не в состоянии быть единым целым, вы только можете дружить против кого-то, по дороге подставляя друг друга. Я почти поверила, что мы добьёмся положительного результата, что у вас есть хотя бы зачатки интеллекта, но нет, в который раз убеждаюсь, что низшие существа всегда остаются низшими. Вы все так стараетесь меня уверить, что хотите разыскать Доктора и остановить Вторую Войну Времени, а на самом деле что вы делаете? Не говорите, а делаете? А? Отвечать!
— Мы…
— Не мямлить! Я сама скажу. В словах низших существ нет правды. Вы лжёте даже себе. Утверждая, что вы со мной спасаете Доктора, вы только чините препоны, ссоритесь, плетёте заговоры, отвлекаетесь на второстепенные развлечения. «Ах, ну конечно, я хочу найти Доктора! Только вот куплю туфли с той витрины, это же последний писк моды!» Говоришь про Доктора, а в мозгах — одни туфли. И это тем более позорно, что ты такие расчёты в голове проводишь, — тыкаю пальцем в экран. — Согласно моим данным, ты можешь и умеешь быть сильной. Но пока я вижу перед собой типичного мямлющего бесхребетника из Капитолия. А они — бесполезны. Войну остановили не вы. Войну остановил Доктор и только Доктор, единственный Повелитель Времени, который хоть на что-то годится. Для того, чтобы удержать Историю, мало быть значимой, Романадворатрелундар. Надо ещё и действовать, сосредоточившись только на цели. Ты же смогла найти врача для Раксслира, одно это могло бы тебя научить, что такое — настоящая сосредоточенность. Но ты — всего лишь низшее существо, не способное к обучению. Поэтому… ты никогда не станешь вторым Доктором.
Романа вздрагивает и отступает на полшага.
Есть. Я правильно вычислила подоплеку её действий, пронаблюдав за ней в реальной обстановке. Правда, пришлось перечеркнуть всё то, что было написано о её личности в нашей базе данных. Что ж, откорректирую по возвращении.
Романой движет совсем не тот инстинкт, о котором мы думали. Всё сложнее и при этом ближе к нам самим.
Новобранец, с благоговением взирающий на ветерана. Желание уподобиться идеалу, стать не менее значимым, заслужить одобрение эксаба. Это не влюблённость. Это зарождение соперничества за звание первого гения Галлифрея. Должно быть, Хищника забавляли её потуги, и он её нещадно троллил в своих лучших традициях, что злило Романадворатрелундар ещё сильнее. Когда он отказался от президентского кресла, она перехватила правительство, чтобы доказать ему — вот видишь, я могу! Я умею! Я тоже крутая! Заметь уже, что у тебя растёт соперник!
И в погоне за чужой славой она потеряла свой собственный путь.
Как хорошо, что я, в юности увлечённая образом каледианской женщины, не поддалась её очарованию настолько, чтобы стать глупой карикатурой на собственный идеал, вроде Романы. Впрочем, если быть честной перед самой собой, я тоже выпендривалась перед Хищником, мне тоже было приятно получить оценку своих действий из его уст (или от его ботинка, смотря по обстоятельствам). Но это не было самоцелью, только услаждающим расовое достоинство бонусом. Так что мы с Романой не одним машинным маслом при сборке мазаны.
Смотрим друг на друга — она круглыми, как линзы фоторецептора, глазами, я — спокойно и иронично.
— Ты ничего не знаешь, — наконец, выдыхает галлифрейка, медленно краснея.
— Я всё знаю, — отвечаю, сохраняя непрошибаемое спокойствие. Чего тут знать, реакция её лица всё выдаёт. — Мой жизненный опыт, сложенный с логикой далека и опытом всех моих сородичей, позволяет видеть вас насквозь. Я не всегда понимаю, почему вы поступаете так или иначе, но я знаю, почему вы так поступаете. Мне этого достаточно. Ты пытаешься отличиться перед Доктором, спася его жизнь — если, конечно, он в неприятностях. Он не оценит, не трать силы на пустые мечты. Опять понасмехается и оставит тебя за спиной, как всегда это делает.
— Я сама оставила его за спиной, — отрезает она, поджимая губы, и делается чем-то похожей на Дельту. Ага, просыпается характер.
— Поступила, как своевольный ребёнок. И продолжаешь так же поступать. Чего стоит бездарнейшая попытка переворота на борту. Как ты с такими параметрами личности до сих пор удерживаешься в президентском кресле? Если только у всех твоих соперников показатели чувства собственной важности и реальных возможностей интеллекта не находятся в ещё более ярко выраженной обратной пропорции, чем у тебя…
Глаза Романы ещё больше сужаются, кулаки зажимают свисающие рукава платья:
— Если ты хотела назвать нас напыщенными дураками, то не стоило так сложно заворачивать. Или это одно из проявлений гордыни далеков, непропорционально большой по отношению к их возможностям?
Смешная попытка ответить в моём духе.
— В отличие от вас, мы используем все свои возможности, сколько бы их ни было, — с деланым равнодушием отвечаю я. — И ни перед чем не останавливаемся. Можешь считать это нашим недостатком, можешь — нашей сильной стороной, мне твоё мнение по данному поводу безразлично. Знаешь, почему вы в итоге проиграете?
По-моему, она почти готова меня ударить:
— А ты не боишься указать врагу его слабое место?