– Для чего клетка? – тихо спросила я у Саира.
– Для непокорных, – не оглядываясь, буркнул управляющий.
Мы подошли к узкой темной двери, и Саир позвонил в медный колокол. Дверь открыл толстый, гладко выбритый мужчина.
– Служанки для легконогой Абаль.
– Госпожа Абаль сегодня никого не желает видеть, – фальцетом пропел евнух. – Но пусть заходят, собралось много стирки. Придешь за ними на закате.
Опять стирка! Ненавижу!
В сераль мы так и не попали, зато попали в роскошную комнату для омовения. Райша чуть не пищала от восторга, бегая кругами и щупая все подряд. Я же замочила в большом корыте тонкие шелковые одежды и пошла к стойке за мылом. Быстрее начнем, быстрее закончим.
– Ох, какие ванны! А какие бассейны! А вода какая нежная и ароматная! А это же настоящий теплый мрамор? И ковры! И лавки с подогревом! Ах, Нада, какое это счастье - жить в такой роскоши! Ох, смотри! Это же шаровары для танцев! Какие тонкие и невесомые! Да через них же все видно! Как думаешь, мне бы пошли?
Райша приложила к бедрам алые шаровары и повиляла задом. Я фыркнула. Смешная.
– Да они тебе узки в бедрах, и закатывать придется. Зато у тебя грудь больше! – Увидев, что подружка сникла, я показала ей лиф, который как раз стирала. – Он на мальчика!
Райша моментально повеселела.
– Это, наверное, одежды Абаль. Говорят, она высокая и стройная.
Райша опустила шаровары в корыто и встала рядом.
4.1
В четыре руки дело пошло быстрее, и, когда прозвучал обеденный колокол, мы управились.
– Госпожа Абаль хочет на вас посмотреть, – буркнул евнух, дождавшись, пока мы развесим выстиранные вещи на веревках в маленьком тенистом дворике. – Идите за мной и запоминайте: первыми с госпожой не заговаривать, глаз от пола не поднимать, не перечить, не переспрашивать. И не вздумайте реветь! Госпожа этого терпеть не может. И ничего не делайте без приказа! Ничего! Даже с места не сходите, пока госпожа не велит.
– И даже если госпожа умирать будет? – я не смогла сдержать иронии.
Евнух зыркнул на меня, но промолчал. Мы остановились у решетчатой двери.
– Госпожа Абаль.
Он указал на длинноногую черноволосую красавицу, лежащую среди подушек на низком широком диванчике. Королева гадючника. Она ленивыми грациозными движениями отщипывала от грозди виноград и тихо переругивалась еще с двумя наложницами.
– Красота какая, – прошептала впечатлительная Райша.
Убранство «террариума» кричало о роскоши и богатстве его владельца. Да и «змеи» блестели от золота и каменьев. Как только не сгибались под тяжестью украшений? Но я каждой частицей кожи ощущала ненависть и злость, разлитые в воздухе. Любовью здесь даже не пахло. Странно, что наложниц так мало, ведь вчера в гарем хана отправили много девушек.
– Господин смотритель ханского гарема, – тронула я кончиками пальцев руку евнуха, посылая вместе со словами толику любви. Он вздрогнул, но ругаться не стал. – А где остальные наложницы хана Хонсо?
– Это все. – Евнух посмотрел на меня внимательно и чуть улыбнулся одними глазами. – Дею Хонсо очень быстро надоедают наложницы, и только танцы Абаль могут успокоить его сердце.
Он открыл дверь и впихнул нас внутрь.
– Почему так долго? – капризно протянула Абаль, поворачиваясь в нашу сторону.
Голос у нее оказался низким для девушки, но очень красивым – глубоким, сильным, бархатным.
Сюрприз! Мы обе в замешательстве вылупились друг на дружку. Я заметила, как испуганно расширились глаза наложницы, как выпала из пальцев виноградинка и покатилась по полу. Я стояла и смотрела в огромные голубые глаза с длинными накрашенными ресницами, совершенно забыв, что смотреть в лицо госпожи запрещено.
– Поклонись! – зашипела Райша и дернула меня за руку.
Ах да... надо поклониться. Я чуть склонила голову.
– У Абаль новые зверушки, – пропела одна из наложниц. – Это неудачницы, которых купил дей Атон в последний раз.
– Судя по тому, что в серале остались лишь вы двое, у них удачи как раз больше, – отрезала Абаль со злостью в голосе. – Молчали бы уже, жертвенные куры.
– Господин Хонсо уже пять ночей не брал тебя в свои покои, Абаль, – ехидно произнесла одна из наложниц – пепельноволосая, с большой грудью и огромными, подведенными сурьмой, томными глазами. – Может быть, она уже впала в немилость, как думаешь, Зита?
– И господин наш любимый наконец избавит сераль от запаха ее благовоний и бряцанья колокольчиков, – вторила ей миловидная, но какая-то блеклая Зита. – А может, он отдаст ее господину Атону?