— Теперь мы можем ехать, госпожа Сара? Больше нам уже нечего ждать.
— Да, — сказала я.
Ремзи взялся за поводья. Толпа неохотно расступилась, давая нам дорогу. Повозка выехала на узкую тихую улочку.
Господин Ремзи разговаривал со мной, не поворачивая головы:
— Госпожа Сара! Не успев приехать, вы уже пользуетесь успехом.
— Правда?
— Да. Ведь народ собрался не для того, чтобы взглянуть на море, а на вас.
— А я и не заметила…
— Если бы вы не смотрели только на море, а оглянулись бы назад, вы бы многое поняли.
— Неужели?
Время от времени зять дяди поворачивался ко мне, и на губах у него играла хитрая улыбка. Бедный Ремзи думал, что он открывает для меня Америку. Я с трудом удерживалась от того, чтобы, слушая его, не рассмеяться.
Да, жених Весиме, конечно, очень симпатичный и неглупый молодой человек, но такой простодушный! Как они подходят друг другу!
Итак, в тот день я вынуждена была вернуться назад, так и не отправив тебе письмо. Но ты немного потеряла. В том письме ничего не было, лишь две строки приветствия. Тогда я не нашла времени сообщить тебе то, чем хотела бы с тобой поделиться. Зато теперь расскажу все… Прежде всего, о том, как проходило мое путешествие. В то утро, когда мы расстались с тобой. Стой, Нермин, подожди… Кто-то стучится ко мне.
Черт побери! Это зять моего дяди.
— Пришло время, госпожа Сара, — сказал он. — Я еду в поселок. Если вы опять хотите лично доставить свое письмо на почту, поторопитесь.
— Хорошо, но мне необходимо по крайней мере пятнадцать минут, чтобы одеться, — ответила я.
Господин Ремзи после некоторых колебаний согласился:
— Что ж, придется гнать повозку побыстрее.
Пока я здесь, для меня станет настоящим ритуалом отвозить письма к тебе на почту в поселок.
Не обижайся, Нермин. До следующей среды, когда забирают почту, я напишу тебе длинное письмо.
Целую тебя, Сара.
Глава четвертая
От Сары Нермин
Любимая Нермин!
В конце своего письма ты говоришь: «Я постоянно гляжу на дорогу. Каждый день ожидаю твоего приезда. Прошло уже одиннадцать дней с тех пор, как уехала Сара… В усадьбе своего дяди она, должно быть, умирает от скуки. Надо срочно придумать какой-нибудь предлог и вернуть ее в Стамбул, — единодушно говорим мы, все твои друзья и подруги…»
Дорогая Нермин, я думаю, что вы напрасно ожидаете моего приезда в ближайшее время. Потому что я очень прониклась обстановкой этого селения.
Есть такая поговорка: «Чем быть вторым в Риме, лучше быть первым в деревне из двух домиков». В Стамбуле я даже во второй ряд не попадаю. Это огромный город… Там всегда найдутся те, кто бросит мне вызов, начнет бороться со мной за влияние… А здесь — я королева. У меня нет соперниц. Мой успех и моя власть все возрастают. Мое появление в поселке становится уже событием, праздником. Мужчины тех мест не похожи на наших салонных джентльменов, которые напоминают мне обученных хорошим манерам обезьян. Эти не скрывают своих чувств, говорят открыто, без прикрас. С виду они грубы и смешны, но, что поделать, мы должны быть снисходительными к ним, их непосредственности.
Вот несколько примеров того, как они восхваляют меня. Я слышала это своими ушами:
— Стать бы мне не человеком, а мухой, чтобы я мог прикасаться к ее лицу, ее рукам…
— Неужели она такое же существо, как и мы, которое ест и пьет?
— Позавчера моя жена начала капризничать. Это меня взбесило, и я огрел ее палкой…
— О Аллах, она словно хрустальная! Сквозь одну щечку можно разглядеть другую, кожа словно прозрачная…
Может быть, оттого, что я уже пресытилась украденными из книг комплиментами в салонах, эти примитивные, лишенные смысла эпитеты меня развлекают…
Местные жители влюбляются в меня. Одного из них я опишу. Его имя я не запомнила. Оно заканчивается на «…уллах». Абдуллах, Нуруллах. Не помню. Ему лет шестьдесят. Он состоятельный старичок. Был старостой какого-то квартала. Такие старики поучают жителей поселка, разносят сплетни, следят за тем, кто куда заходит, откуда выходит. Они собирают подписи, чтобы кого-то выгнать из квартала. И он такой же. Мне сообщили, что этот староста жаловался, что я хожу по улицам в открытом платье. А кроме того, что он порицает молодых людей, которые увиваются за мной. Я сама слышала, как он отчитывал юношей, уставившихся на меня: «Что вы, человека не видели?» Тогда я его и разглядела: щуплое тельце с большущей головой и лицом, вытянутым, как у лошади. Он больше похож не на тех фанатичных ходжей, которые воспитывают народ, не ожидая для себя награды, а скорее на старых волков, что каждые два-три года меняют жен и сбивают с пути неопытных, глупых, неоперившихся девиц.