Итак, он попал в армию и проклинал и ненавидел всё на свете: своих учителей, Перцова, Паршина, медиков, военкома, министра обороны, командующего миротворческими силами…
Наконец наступил день, когда в карантинный блок ворвался медик и громко заорал:
-БОЕВАЯ ТРЕВОГА!!!
Ничего не разбирающих, яростно ругающихся новобранцев грузили в воняющее брезентом нутро грузовиков. Качалась табличка «ЛЮДИ», выглядевшая как-то цинично по отношению к живым людям, словно люди были тоже каким-то грузом, как «ХЛЕБ», «БЕНЗИН» или «ВОДА». Из соседней казармы строем выходили кадровые офицеры- танкисты, направляющиеся к видневшимся на дальнем конце огромного двора воротам танкового парка. В парке была слышна руготня, грохот и мат. Танки выезжали первыми в беспорядке и разброде. В воротах застрял «зилок» с прицепленной двухсотлитровой бочкой для воды , песочного цвета «абрамс» лихо проехался по нему, размяв в лепёшку, словно железную болванку на блюминге, чем вызвал реактивный психоз у едва успевшего выскочить водителя. Вот тащившийся нетерпеливо следом «леклерк» вдруг набрал скорость и отдавил ногу шедшему в бокс инженеру Мамченко, тот упал и потерял сознание. –Мать твою так!- разносится рёв со стороны офицерского гаража- у «бобика» спущены шины и потекло масло. В сторонке был слышен ядрёный женский вой- жёны прощались с мужьями- офицерами на разных языках, но смысл слов был одинаков:
-Серё-ёжа, ты вернее-ёшься?
-Da-a-vid, will you retu-urn?
Наконец всё кончилось. Танки и грузовики выстроились в чёткую колонну, которая покатила к выезду из военного городка…
До «канантропьего» фронта отсюда было километров девятьсот, не больше. Дыхание войны ещё не ощущалось. В кузове разгорелась «весёлая» дедовщина: деды, гикая, словно павианы, пугали «слонов» и тут же щипали за подбородок, приговаривая : « А вот тебе саечка за испуг!» Один из «салабонов» не стерпел, ткнул «дедушку» кулаком в зубы и тут же получил мощный удар по носу, от которого гулко стукнулся о поддерживавший тент каркас. Лязгало оружие, пахло потом и машинным маслом. Булькала вода- особо нетерпеливые уже осушали прицепленные на поясе фляжки. Моторы выли натужно и остервенело, но эта отправка на фронт выглядела пока каким-то спектаклем, карнавалом или мальчишником какого-то богача, имеющего возможность вызвать из клуба реконструкторов крепких парней с военной техникой.
Поплавский чувствовал себя очень неуютно. Слева и справа его зажали два мускулистых огнемётчика при полной экипировке, и он боялся , что жуткая жижа, под огромнейшим давлением закачанная в их громоздкие железные рюкзаки, от случайной искры, которая вполне могла возникнуть при таком тесном сближении и при такой качке, вдруг проявит свои кошмарные свойства, и, как любила говорить химичка Ольга Викторовна , «ка-ак рванёт!» Страшно даже представить, что натворит в замкнутом и полном людей пространстве выброс двух пятидесятилитровых баллонов с адским веществом, которое изначально, из газгольдера химического комбината было предназначено именно для убийства, для бесчеловечного убийства путём поджарки при температуре под две тысячи градусов Цельсия…
«Успокойся, неврастеник...»-подумал Поплавский, и, всё равно опасаясь лишних движений, могущих спровоцировать искру , достал из кармана блистер с валидолом, выщелкнул таблетку и в тысячный раз ощутил во рту мятное жжение…
Где-то сзади внезапно раздался ужасающий хлопок. Машины резко затормозили…
Чадным факелом пылал на крайней полосе шоссе «ман»-бензовоз с разорванной в клочья цистерной. Из великанской дыры в борту, словно из пасти собаки Баскервилей, с воем вырывалось, стремясь вверх, яркое пламя, а вниз катился бурный горящий поток. По изувеченному цистерниному боку, словно слёзы по щеке, катились капли расплавленного металла. Искра отлетела под колёса притормозившему рядом «ошкошу»,который в один миг лишился передней половины.
Из кузова вдруг выбежали солдаты…
-Штиль гештанд!!!- заорал по-немецки военный полицейский с красной повязкой.- Их виль шиссен!- И, сдёрнув с плеча свой М-16, выпалил в воздух. Но дезертирские зады,
обтянутые камуфляжными брюками, быстро скрылись в лесополосе…
-Мист…- выругался «эм-пи»*.- Дезертирен…- И, матерясь на гессенском диалекте «дойче шпрахэ», печальный военизированный страж порядка поплёлся к командирскому «хаммеру», уже нащупывая в кармане пластмассовую таблетницу с успокоительным…
Поплавский смотрел в сторону лесополосы, куда убежали дезертиры, и у него в голове родилась мысль… Эту мысль он не позиционировал как фундамент для действия. Пока это была просто мысль. На экстренный случай. Именно на экстренный. Ибо такие дела просто так не делают…