-Они нас потопят!- вдруг завопили пилоты. – О Господи! Сулима, ну хоть ты ему скажи! Это корыто, оно же нас утянет в глубину!
-Спокойно, - отрезал Кузюрин.
-Глубина десять метров…глубина пять метров.-неслось повторяющейся скороговоркой. За стенкой, в цистерне, раздавалось интенсивное бульканье. –Глубина двадцать метров…глубина десять метров. Двадцать…десять. Двадцать…десять.
С каждым новым всплытием и погружением многотонной «рыбины» Кузюрин вздрагивал. Ему казалось: вот-вот лопнет корд, порвётся шланг, и всё насмарку, а главное-потонет подлодка…
Но корды выдержали. Уже где-то через двадцать минут мигнула контрольная лампочка на пульте оператора: цистерна полна.
-Ребята,-сказал Кузюрин, -сейчас вы, возможно, в первый раз в жизни будете садиться на привязи… Хотя пофиг! Поднимемся повыше, да прямо из шланга и выльем воду… Главное, от подлодки отвязаться. –Он сказал в рацию, чтобы шланг отвинтили и закрыли отверстие , и подводники тут же завинтили пробкой отверстие в балластной цистерне и в мгновение ока ошвартовались у пристани…
Тяжеленному самолёту пришлось делать крутую «бочку» в правую сторону, чтобы шланг перекрутился и вода не лилась. Так, с правым креном, он и пошёл вверх, нырнув в зону газа…
Когда на высотомере показалась отметка в семьсот метров, Кузюрин сказал:
-А теперь- в горизонтальный полёт…
И машина, послушно перевернувшись, полетела ровно.
-Всё. Сбрасываем воду.
Ещё с падением первых капелек началось что-то странное. Плотное одеяло газов начало ёжиться, комкаться, маленькие дырочки, появившиеся от этих роковых капелек, всё расширялись. В Кузюрине разом вспыхнул гнев на канантропов..
-Поддай напору!- в запале заорал Кузюрин.- Так его!
Три тысячи литров тихоокеанской воды с гулом выплеснулись из цистерны на зелёное одеяло отравы с громким именем «панолетал» . И Кузюрин своими глазами увидел чудо.
Из-под крыла вдруг начало выползать необыкновенно синее море, ровные кубики кварталов, правда, всё жутко тёмное. Потом он увидел, как край «одеяла», сворачиваясь, тянет за собой метры жутких облаков отравы. Адский рулон откатывался всё дальше, дальше… и наконец исчез совсем.
А ближе к верхней кромке иллюминатора Кузюрин увидел солнышко. Маленький, с монету, кружок робко светил через плотное одеяло облаков. Нормальных облаков.
А потом газ вдруг вернулся. Миллионы кубических метров зелёной гадости, завиваясь причудливыми узорами, поднимались вверх.
-П…ец! –не сдержал чувств первый пилот и ругнулся похабным словом. – Хана полная!
-Караул!- завыл второй.
Кузюрин стал спокойно и хладнокровно смотреть на это. Если даже это- смерть, то всё равно. Он умирает в бою, а не на пенсионной постели, молчаливо подчинившись прихотям врагов. Это уже хорошо. Дико, но так…
Но эта была не гибель. Вдруг показались тонкие ножки окончаний спиралей, закручивающиеся в тонкие ниточки. Вся мерзость, ещё поднимаясь к облакам, начала съёживаться окончательно, а потом и вовсе исчезла, как будто и не висела над Сасебо целых тридцать лет…
-Что это такое? Что бы это значило? –удивился Кузюрин. –Поглядеть бы поближе…
Но «синмэйва» уже стремительно, в пикировании, неслась вниз,- видать, пилотские нервы всё же не из дюрали сделаны.
Когда самолёт ,снижаясь, летел уже метрах в двадцати от земли, Кузюрин увидел в городе нечто странное. Нечто шизофреническое.
Он увидел…людей. Обыкновенных живых людей. В обыкновенных пиджаках и кимоно, без масок, без скафандров. Они прыгали, смеялись, бежали куда-то. Жили, в общем.
И вот тут-то ему, обладателю стальных нервов, пришлось в первый раз в жизни потянуться к бакелитовой таблетнице с корвалолом, что два года- с момента выдачи- без дела пролежала в кармане на подкладке его скафандра…
Через минуту он кулём плюхнулся в шлюпку, выбрался на пирс и , покачиваясь, пошёл в непонятном направлении.
-Если я не шизофреник,- сказал он, -то эксперимент и вправду удался.
-Удался,-отозвался неожиданно нашедший в толпе японцев русский.- А у вас ничего страшного. Обыкновенная ксенофобия. С вегетативными проявлениями…
«Ксенофобия?! Нет!» Кузюрин сорвал с себя скафандр и…не начал дёргаться в корчах отравления, не разложился тут же на атомы. А полной грудью вдохнул приморский воздух.
Вокруг толпились обычные люди, а сзади покачивалась на поплавках «синмэйва». Кузюрин вдруг ощутил что-то необычное, невероятное… Он почувствовал, как какая-то неведомая сила широким потоком растекается по забитым бляшками сосудам и анемичным мышцам, как старческая кожа на руках растягивается и становится эластичной…
-Hey, miss! Can you give me a little mirror?[1]- обратился Кузюрин к молодой женщине лет тридцати с крошечной сумочкой через плечо.