Только и всего!
[1] Девушка, не могли бы вы дать мне зеркало? (англ.)
[2] Вот, пожалуйста. (англ.)
[3] Мисс, неужели Вы мне дали волшебное зеркало?
[4] Вы шутите. Зеркало совершенно обыкновенное. Неужели Вы и вправду верите в сказки?
VAE VICTIS
Здание Мосгорсуда было переполнено. Такого наплыва посетителей оно не видело никогда. Со всех концов столицы потянулись к зданию машины самых разных марок и разновидностей, но особенно ярко в толпе выделялись пять грузовиков полиции и тёмно-зелёные микроавтобусы Авторского телевидения- это срочно возродившаяся программа «Времечко», обладавшая, как сказала одна из её ведущих, желтоватым налётом, но в то же время всегда «поднимавшая на щит» самые актуальные проблемы.
Полицейские «камазы» остановились у парадного, при этом что-то грозно крякнуло из установленного на крыше мощного «матюгальника», что вынудило толпу зевак расступиться и дать развернуться огромным машинам. Из решётчатых КУНГов [1]( это были автозаки) омоновцы при полной экипировке привычными движениями вынесли полтора десятка скрученных канантропов в скафандрах и потащили их в суд.
В лифте канантропы чего-то испугались, завертелись, видно, подумали, что их прямиком на эшафот везут. Но конвоир объяснил им:
-Лифт это. В зал вас везут. Судить будут. А вы уж переконили, что вас в газовую камеру запихали? Не коните[2], в газенваген у нас никого не загоняли. У нас теперь даже к стенке никого не ставят. Скажите спасибо гуманным законам. Лично я бы вас уже давно хлопнул… -конвоир многозначительно потрогал висевший у него на ремне на груди укороченный «калашников» с блестящей, но уже поцарапанной тёмной ручкой.
Едва открылись двери лифта, как показались люди. Озверелая толпа рвалась к канантропам, омоновцы еле успевали вежливо, но сильно отпихивать их, иначе бы разорвали ещё до суда руками и зубами, а заодно и друг друга бы передавили.
-Рас-стре-лять! РАС-СТРЕ-ЛЯТЬ! – скандировала публика.
«Времечковский» корреспондент с микрофоном пробивался к омоновцам и уже брал у них интервью. Пытался он его взять и у канантропов, но тут послышались крики: «За-ду-шить! За-ду-шить!», и журналист, очевидно, в поисках кричащего, метнулся на правый фланг толпы.
В зале суда канантропов загнали в железную клетку. Судьи сидели за громадным столом. Ничего интересного не было: канантропы отвечали на вопросы отрывисто, телеграфным стилем, но из ощетиненного объективами фото- и видеокамер зала постоянно летели вспышки, треск стоял страшный. Журналисты с микрофонами на длинных палках, словно, японские боевые пловцы «фукури» с шестовыми минами, которые подплывали когда-то к кораблям Соединённых Штатов и тыкали этой конструкцией им под ватерлинию, взрываясь сами и губя сотни людей, рыскали среди судей в надежде кого-нибудь поразить вопросом, вывести на чистую воду, заметить какие-то неточности, но терпели в этом деле неудачу. Какой-то древний дед, увешанный медалями и орденами, в полосатом пиджаке, гневно крикнул, грохнув клюкой:
-Да мы бы в войну таких гадов удушили голыми руками!
Положив под язык нитроглицерин, дед поник. Элегантные судебные приставы в белых рубашках- точь-в-точь как на каком-нибудь телешоу- взяли деда под локти и передали дежурившим за дверями медикам, которые, скучая, игрались с батареей шприцов, жала которых уже жаждали впиться кому-нибудь в вену и вкачать туда какую-нибудь гадость. Деловито-испуганные родственники поспешили следом.
Самое интересное началось в совещательной комнате.
-Что нам стоит назначить им смертную казнь? Укокать их, и дело с концом! Они ж даже не люди! Они отсидят и опять начнут свои делишки тёмные творить! Расстрелять их! –горячился пожилой прокурор.
-Нет, господин прокурор, вы не правы, -возражала молодая –только-только возрастного ценза достигла- судья. – Если мы их казним, то мы нарушим основной принцип: dura lex, sed lex, который в данном случае следует понимать как «ничто не может быть выше закона». Есть указ президента, и мы их казнить не будем. И потом… как я посмотрю в глаза существу, которое приговорила к смерти? Чтобы так сделать и ничего не испытывать, надо быть…палачом, что ли.
-А вы им в глаза не смотрите, - жёстко отрезал прокурор.- Вы не будете палачом, а будете вершителем справедливости. Я что-то скольких уже к смерти при Союзе приговорил, а несильно и терзался. Не убийство это было, а исполнение закона.
-Убийство всегда остаётся убийством. Даже если оно заверено бумажкой с большой печатью. Бумажка- лишь раскатанный под прессом половник каши из опилок, печать- кусок железа, а чернила на ней…-всего лишь чернила. И мне очень жаль вас, господин прокурор. Видно, в вас сидит ген садизма, а вы до сих пор этого не осознали.