- Хорошо, - кивнул Алексей. - Какая уж тут дружба, когда мы стрелять друг в друга начали. Лично к тебе у меня злобы нет, но с коммуняками драться до конца буду. И раз ты на их стороне, то и с тобой.
- Погоди, - процедил Павел, - еще через орудийные прицелы друг на друга посмотрим.
- Есть еще один вопрос, - отвернувшись, произнес Алексей, - наши знания о событиях в нашем мире. Кстати, зачем ты Дыбенко рассказал?
- Да так, - поморщился Павел, - была мысль. Я думал твоего адмирала к своей работе подключить, раз уж ты ему все выложил. Он согласился. Такой план у нас был, Леша, такой план. Ведь социалистическую Германию уже к концу этого года создать можно было, притом до французской границы, а не как у нас, в полстраны. Ну, чего уж теперь. В общем, реализовать это без Дыбенко было нельзя, вот мы его и проинформировали.
- Вот я ему, бедолаге, мозги и вышиб, - хмыкнул Алексей. - А так бы жил. Мы бы его еще судили. И ты, и я понимаем, что, если выпустить эту информацию наружу, могут произойти непоправимые события, вплоть до глобальной катастрофы. Есть предложение. Здешним людям об известном нам ни слова. Не дай бог еще Гитлер атомную бомбу получит к сорок первому. Представляешь, что тогда будет, даже если и Сталин ее к этому времени получит! Это же глобальная катастрофа.
- Насчет техники - принято, - буркнул Павел. - А вот насчет политики... До пятьдесят третьего, обещаю. Этот срок меня еще устраивает. А уж после...
- Ладно, - кивнул Алексей, - хоть на этом сошлись. Прощай.
Он поднялся и вышел, на ходу приказав караульному отвезти арестованного в гарнизонную тюрьму, куда уже доставляли всех захваченных живыми коммунистов, анархистов и левых эсеров.
* * *
"Паккард" с брезентовым верхом остановился на Кирочной, и два матроса выскочили из него, взяв винтовки с примкнутыми штыками наизготовку. Алексей, в форме подполковника пограничных войск, вышел, сразу увязнув в снегу, и, высоко поднимая ноги, направился к парадной ближайшего дома. Матросы последовали за ним. Поднявшись на третий этаж, Алексей нажал кнопку звонка. Через минуту дверь распахнулась и на пороге появился Санин.
- Здравствуйте, Лешенька, - расплылся он в улыбке. - Проходите. Вы, я смотрю, все в чинах растете. Поздравляю. Откуда вы на этот раз?
- Здравствуйте, Дмитрий Андреевич.-Алексей вошел, расстегивая шинель. Я только что из Генштаба.
- Сбежали, выпустили? - светским тоном осведомился Санин.
- Сбежал, - кивнул Алексей. - Через три часа с воинским эшелоном убываю в Новгород.
Он прошел в комнату, галантно поцеловал ручку супруге Санина и уселся за большой обеденный стол в центре комнаты. Матросы остались в прихожей.
- Душечка, - обратился Санин к жене, - там, в прихожей, два юноши, голодные и с мороза. Не сочтите за труд, бутербродиков им и водочки.
- Конечно, Дима, - мило улыбнулась Анна, направляясь на кухню.
- Водки не надо, - окликнул ее Алексей. - Они на службе. Всякое может быть.
- Тогда чайку с малиной, - напутствовал Санин супругу.
Когда мадам Санина вышла, Дмитрий Андреевич открыл дверцу буфета, достал бутылку коньяка, три рюмочки и тарелку с тонко нарезанным сыром.
- Нам-то с вами можно? - с надеждой спросил он.
- Ну, давайте немного, - улыбнулся Алексей, потирая руки.
Санин разлил коньяк по рюмочкам, чокнулся с Алексеем, и они выпили.
- Я смотрю, теперь без охраны никуда, - хмыкнул Санин.
- Это временно, - пояснил Алексей. - С переворота прошло только восемь дней. В городе действует большевистское подполье. Они, оказывается, готовились к приходу немцев или к военному путчу. Мы выступили неожиданно для них и большую часть сети накрыли, захватив архив Чека, но некоторые успели законспирироваться. Не проходит и дня без нападений на наших людей и терактов на правительственных объектах. Когда выявим всех, можно будет и без охраны ходить.
- И какая же ваша должность ныне, господин подполковник? - осведомился Санин.
- Начальник пограничной стражи Северороссии, - ответил Алексей.
- Я так понимаю, - откинулся на спинку стула Санин, - что имею честь общаться с непосредственным участником переворота. Поведайте же историку, как это было. Тайн военных, само собой, раскрывать не прошу.
- Да какие там тайны, - махнул рукой Алексей. - Вечером двадцатого захватили все посты в Кронштадте, повязали и посадили в тюрьму всех левых. Сработали чисто. На Большой земле так ничего и не узнали. Радиостанцию и телеграф мы взяли в первую очередь, а на льду стояла команда, чтобы ловить бегущих в Питер. Ни один не ушел. Потом предприняли ночной марш-бросок по льду к городу и атаковали на рассвете. Нас не ожидали. Большевики были уверены, что управляют флотом и Оладьин к ним лоялен. Даже называли его красным адмиралом. А он просто грамотно надул Дыбенко и иже с ним. С самим Лениным встречался.
- Кстати, какова судьба Дыбенко? - осведомился Санин.
- Он сопротивлялся и погиб в перестрелке, - сообщил Алексей. - В общем, утром вошли в город. Нас не ждали. Начался дикий переполох. Некоторые большевики решили, что левые эсеры устроили переворот, а анархисты и эсеры решили, что переворот начали большевики, и был момент, когда "свой своя побиваша". Взяли телеграф, почту, телефон практически без боя. Адмирал хорошо учится на чужом опыте. Жарко было только на штурме Смольного и здания Чека, там лучшие части красных стояли. Но, как уже сказал, нападение было неожиданным, так что наши потери в четыре раза меньше, чем у защищавшихся. Вот, собственно, и все. Я должен извиниться. Хотел зайти к вам сразу, но была куча дел. Я, как и остальные, сплю сейчас по четыре-пять часов в день.
- Это я уже понял по вашему заморенному виду, - сказал Санин. Спасибо, что меня, старика, не забыли. На следующий же день после переворота явились матросы и самым грубым образом выкинули всех моих подселенцев на улицу.
- Они выполняли приказ верховного правителя о возвращении незаконно захваченного имущества, - пожал плечами Алексей. - Я лишь попросил начать с вашей квартиры.
- Откуда это в вас? - вдруг спросил Санин.
- Что? - не понял Алексей.
- Да это презрение к чужим жизням, - проговорил Санин. - Я же помню вас... э-э-э... в четырнадцатом и раньше. Вы не были жестоки. Только не возражайте мне. Уплотнили меня, конечно, незаконно. Но ведь это были семьи рабочих и солдат, а не злобные чекисты и ненавистные вам большевики. Но я даже не об этом. Не знаю и не хочу знать степень вашего личного участия во всех событиях. Хотя я так понимаю, что она весьма существенна. Почему вы решили, что можете повелевать чужими жизнями? Почему считаете себя вправе стрелять в лоб, спасибо еще не в затылок, когда сочтете нужным?